Жертва

Харви Кеннет Дж.

— Джеки, мне правда пора.

— Нет, уж ты послушай! — закричал он так, что все в баре повернули к ним головы.

Ив встал с табуретки и подошел к Джеки, чтобы его утихомирить.

— И не говори мне про компании. — Он заливался слезами. — Я знаю эти компании, — бормотал он, вырывая руку у Питера Ива и хныча, — они убивают людей, Пит.

Небесный Конь пошевелился на стуле, думая, не пора ли ему вступить и вывести Ходдингза из игры, прежде чем будет слишком поздно.

— Не говори ерунды, Джеки. — Ив дотронулся до плеча

друга. — Никто никого не убивает.

— Нет. — Ходдингз вырвался и прокричал: — Мучают и убивают! Я там нашел…

— Хватит орать! — Ив оглядел темный бар. Все на них смотрели. — Ладно?

— Я видел фильм, — прошептал Ходдингз и приложил к губам палец. — Тсс. Там режут женщин. Я видел один такой фильм. — Он заговорил громче. — Мне тоже делали предложения. Мне, чтоб я делал такие фильмы. — Он вымученно засмеялся. — Идеальные фильмы ужасов, с настоящими ужасами.

— О чем ты?

— Чтоб они орали. Но то, что происходит, ничуть не лучше. Ты. Я. — Он ударил себя в грудь ладонью, потом кулаком. — Вот настоящий ужас. Следующий шаг.

— Да ты о чем, Джеки? — повторил Ив, хватая друга за руку и удерживая ее. Потом он заметил, что перед ними стоит бармен.

— Что с ним? — спросил бармен. — Не пора ли ему домой?

— Конечно, вызовите такси, — сказал Ив.

Бармен мрачно кивнул и вышел, поглядывая на них.

Небесный Конь поехал вслед за такси и увидел сквозь заднее окно машины, что перед тем, как окончательно вырубиться, Ходдингз пробормотал что-то Иву. Когда они приехали в дом Ива на бульваре Санта-Моника в Беверли-Хиллз, тот передал таксисту деньги, которых хватило бы, чтобы довезти Ходднгза до квартиры на севере города между Олвира-стрит и Чайнатауном.

На следующее утро Ходдингза нашли мертвым, он выпал из собственного окна.

Джеки Ходдингз ушел первым. Потом настала очередь Питера Ива.

— Пусть все выглядит так, как будто обе смерти не связаны друг с другом, — сказал Ньюлэнд Небесному Коню, поэтому один выбросился из окна, а другой — Питер Ив — стал якобы жертвой местного серийного убийцы, который резал гомосексуалистов.

— Так в чем ты хотел признаться? — спросила Алексис, садясь в кровати, ей не нравилось тяжело повисшее между ними молчание.

Небесный Конь уставился в потолок, положив одну руку на лоб.

— Не знаю, с чего начать.

Он попытался придумать начало, слова, которые сделали бы разоблачение не таким резким. Может быть, начать как-то так: «Я не был уверен, что у тебя возникнут ко мне такие же чувства, какие я испытываю к тебе, поэтому я придумал себе новую личность». Да, именно так. Начать не торопясь и дойти до прошлого, до его тюремной истории. Этого будет достаточно, чтобы намекнуть ей, что еще было возможно. Сказать ей ровно столько, ни больше ни меньше, и подождать. Остальное можно договорить потом. Как только сделан первый шаг, остальные новости прозвучат уже не так неожиданно.

— Ты

должна поверить, Алексис. — Он посмотрел ей в лицо, лицо из своих снов, это лицо, и тело, и душа давали ему возможность примириться с самим собой, освободиться от ненависти, потому что она предлагала принять его. Ему казалось, что он знает ее всю жизнь, и он знал, что она чувствует то же. Они стали близки в тот миг, как обняли друг друга, их близость была мгновенной и абсолютной и оставалась такой же, никогда не ошибалась, никогда не ослабевала.

— Ты должна поверить в то, что свело нас, — сказал он ей.

— О чем ты говоришь?

О наследии, подумал он, о древней мистике, но даже и он сам больше не верил в это.

— Любовь, — сказал он для нее. — Я очень тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, — прошептала она, ужасаясь тому, что последует потом, ведь это эмоциональное признание, несомненно, служило для того, чтобы смягчить неминуемый удар.

— Когда я впервые увидел тебя, я был потрясен.

Алексис улыбнулась:

— Я помню тот день в офисе. Когда я увидела тебя в первый раз, я просто сразу же растаяла…

— Это было не в офисе.

— Да?

— Я увидел тебя за несколько дней до того. — Небесный Конь изучал ее лицо, внимательно рассматривая каждую черточку, стремясь понять ее реакцию.

— В лифте?

— Да, — солгал он. Это было почти правдой. — И я пошел за тобой.

— Пошел за мной?

— Чтобы узнать, кто ты. Что я еще мог сделать? Я никак не мог упустить эту возможность. Как я мог дать тебе ускользнуть? Ты задела меня за душу.

У Алексис снова стал непринужденный вид. Небесный Конь увидел, что его слова достигли цели. Он выбрал правильный путь, в точной пропорции смешал намек и последующее утешение.

— И как долго ты за мной ходил? — спросила она.

— Я следил за тобой четыре дня, прежде чем наконец назначил встречу.

Алексис очаровала мысль о том, что Скайлер за ней следил, и она почувствовала угрызения совести. Это было несколько необычно, но очень романтично, особенно в том смысле, в каком он рассказывал об этом. Потом она подумала о том, какую работу проделала над проектом для его детективного издательства. Они согласились на рекламном лозунге «Книги у нас в крови».

— Так существует ли в реальности твое издательство? — спокойно спросила она.

— Нет.

— Ладно, а что тогда?

— Только я.

— Но что ты…

В эту секунду позвонили в дверь.

— Вовремя.

— Не открывай.

Небесный Конь ждал гостей. Он чувствовал напряжение в воздухе, словно гнетущее затишье перед бурей, мысленные молнии до того, как раздался раскат грома. Он начал свое признание, зная, что его могут прервать. Поэтому в первую очередь он его и начал, чтобы разделить конфликт, сделать отвлекающий маневр, рассеять факты на фоне возможной травмы от того, что должно было случиться.