Жертвуя малым. Том 2
Шрифт:
Обычно будущее было доступно ей только на неделю вперед, но несколько раз ей удавалось настолько глубоко окунуться в настроения грядущих дней, что она могла ощутить краткий след более далеких предчувствий. Ведь каждый новый день в будущем она чуть-чуть узнавала о том, что случится через неделю, и так – без конца, как реверберация эха в замкнутом пространстве, когда звук, отражаясь, перекликается сам в себе. В конце концов он затухает, как и убегающие все глубже в будущее предсказания, но если очень постараться, их отзвук все же можно поймать.
И Риша поймала. Но совсем не то, на что рассчитывала.
Это произошло (произойдет)
Риша заблудилась. Она словно потеряла всякую волю, потеряла себя, смысл думать и прикладывать усилия. Она все брела и брела по парку куда-то, не разбирая дороги, не тревожась о том, что может поскользнуться, упасть со склона и изувечиться, что ветки деревьев поцарапают лицо или что-нибудь опасное очутится на пути. Она просто продолжала шагать, как будто бы надеясь уйти от своего дара, избегнуть неминуемого, притвориться, что ее здесь никогда не было. А значит – и ничего не было, и будущее еще никогда не произошло.
Но ей не повезло. То ли парк был спроектирован таким образом, чтобы слепые девушки в нем не терялись, то ли разум ее подспудно помнил дорогу, машинально ведя тело по однажды заученному маршруту, но долго ли коротко ли, а вернулась Риша в родной барак. Там как раз все собирались к ужину, и Ами, чем-то воодушевленная, была среди товарок и громогласно смеялась. Безразлично Риша вспомнила, что так и не узнала в будущем, что случится с подругой. Но сейчас это было уже не важно. Незаметно она прошмыгнула в общую спальню мимо дружно хохочущих девушек. Села там на свою койку и, сложив на коленях руки, замерла.
Ей было больно дышать. Колючий ком стоял в горле, и в груди теснило так сильно, что страшно было даже чуть-чуть пошевелиться. Впервые в жизни Риша остро осознала, насколько она беспомощна и одинока в своей слепоте. У нее не нашлось голоса, чтобы позвать товарок на помощь, и несколько секунд она просто боролась с собой за глоток воздуха. Затем ей удалось сглотнуть, вдохнуть, задышать, и тут же Риша схватила свою тощую подушку и вжалась в нее лицом, пряча всхлипы и слезы, в которые превратился огненно-острый ком из горла.
Она не знала, сколько времени прошло, когда ее безмолвные, задушенные рыдания, наконец, прекратились. Грубая ткань подушки промокла насквозь. На Ришино счастье в этот час никого в спальне не случилось, все девушки были в трапезной за ужином, и, обессиленная горем, Риша просто легла на койку, не раздеваясь, и тот час провались в глубокий сон, которым ее организм спасся от чудовищной новости. Весь главный ужас которой заключался в том, что
Ей снилось, как она спускается вниз по узкой винтовой лестнице. Смрадно чадил факел, который она несла в высоко поднятой правой руке, в то время как левая касалась осклизлой, грубой кладки стены. Как и в своих мистических потусторонних путешествиях с проводником-леопардом, в этом сне она была зрячая и оттого ей было страшно неудобно – дым от коптящего факела мешал дышать, глаза слезились и все мельтешило в них от дрожащего, колеблющегося света, а рука, несущая факел, вскоре устала. Но спуск в подземелье был долгим, скучным, и Риша успела притерпеться к неудобству быть зрячей.
Рано или поздно она все же достигла конца лестницы и поняла, что оказалась глубоко под землей. Согнувшись в три погибели, она втиснулась в земляной лаз, очутившийся перед ней, и пересекла его на полусогнутых, едва не задохнувшись от факельного дыма. Однако выбираться из лаза не спешила, а вместо этого, высунувшись, осторожно обвела рукой с горящим факелом открывшееся ей широкое темное пространство.
Внезапно ей сделалось дурно, тошнота подступила к горлу. Она оказалась в чьей-то гигантской норе, и совсем рядом с ее протянутой рукой копошились, переливаясь, огромные длинные, кольчатые тела червей, покрытых белесым пушком. Вероятно, черви почуяли присутствие Ришы, потому что они зашевелились активнее, как будто бы врастая и вырастая друг из друга, и вскоре напротив скорчившейся в узком лазу, замершей от ужаса девушки закачались тупые уродливые головы с бусинками кроваво-красных, странно неуклюжих глаз. Несмотря на весь ужас от собственной микроскопической несоразмерности и ничтожности по сравнению с великаньими головами, Риша все же испытала удивление. Она почему-то была уверена, что этих нелепых глаз у них на головах не должно было быть. Червям полагалось быть слепыми, ровно точно так же, как и ей самой. Ведь большая часть их жизни проходила под землей, в земле, и зрение им было не нужно.
«Ты спрашиваешь, для чего мне глаза? – ощутила Риша безмолвный вопрос. Головы колебались перед ее лицом, кровавые глазки-бусинки смотрели пусто, не мигая. – А для чего они тебе?» – Риша вздрогнула, на миг представив, что ее невозможно зрячие глаза выглядят точно так же, как у червей напротив.
«Я противна тебе?» – новый вопрос прошелестел как мерзкое прикосновение, и Рише потребовалась вся ее сила воли, чтобы не зажмурится.
«Кто ты? – спросила она, осторожно меняя тему. – Зачем я здесь?»
«Я спала в корнях древа, под источником, – каждое слово отзывалось в ней дрожью отвращения, как если бы склизкие щетинистые чешуйки дотрагивались до ее кожи. – Твое горе пробудило меня. Я хочу помочь тебе избыть твое горе, но получится у меня или нет – зависит только от тебя».
«Что я должна сделать?» – похолодев, тихо спросила Риша. Впервые за весь сон она вспомнила, что с ней случилось (случится) наяву.
«Попроси меня помочь, – глядя слепо и пристально, велели ей гигантские головы. Бесконечные кольца вились за ними в темноте, за пределами дрожащего круга света от догорающего факела. – Я помогу, если ты попросишь правильно».