Жертвы дракона (сборник)

Покровский Сергей Викторович

Тэкту ладонями приподнял голову Урхату и передвинул кожу на место. Потом он стал утирать снегом залитое кровью лицо.

Жалобный стон вырвался из груди Урхату. Он был еще жив, несмотря на страшные раны. Потеря крови лишала его сил. Пушистым снегом засыпал Уоми рваные раны на груди. Урхату умолк, тяжело дышал и морщился от боли.

— Языком! Языком надо! — прохрипел он.

Тэкту стал лизать рану.

— Пусти! — сказал Уоми, отстраняя брата. — Дай и мне!

Он опустился на колени и начал зализывать глубокие царапины, выправляя скомканную кожу ссадин. Он лизал человечью и звериную кровь, которые смешались. Силы зверя и могучего человека переходили в его нутро.

Оба живы

Сзади затрещали кусты. Сквозь темные стволы деревьев показалась толпа бегущих людей. Впереди всех был Карась, за ним бородатые дядья Уоми, а дальше вооруженная чем попало молодежь.

— Жив Уоми? — крикнул Карась, издали махая руками.

— Уоми жив! А вот Урхату…

Толпа, ахая и задыхаясь, окружила место недавней схватки. Все с ужасом глядели на залитые кровью тела мертвого медведя и раненого Урхату.

— Кто убил? — спросил Карась.

— Уоми, — ответил Тэкту. — Урхату был под медведем.

— Ну, ему-то поделом! — с сердцем сказал Карась.

И тут все наперебой стали рассказывать все, что знали о кознях Урхату и Пижму. История с кинжалом и колдовством Рефы была рассказана с особым негодованием.

Тут было покушение на жизнь и подлое воровство, а воровство в общине Ку-Пио-Су было почти неслыханным поступком.

Карась вынул из сумки бронзовый кинжал и гневно замахнулся им на Урхату.

— На, возьми, Уоми! — сказал он. — Сам убей его. Уоми взял нож и молча поглядел на Урхату.

— Убей! — прохрипел Урхату.

Уоми посмотрел на Урхату почти с жалостью:

— Нет, Уоми не тронет Урхату. Уоми с ним породнился: он только что лизал его кровь. Теперь Уоми не станет ее проливать. Дабу сам наказал Урхату. Не медведь повалил его, повалил Дабу.

Урхату глядел с изумлением на врага, который не хотел ему мстить.

— Кто научил тебя? — сурово спросил его Карась.

— Пижму, — глухо сказал Урхату.

Люди стояли кругом тесным кольцом. Урхату зажмурился, чтобы не видеть столько враждебных глаз, которые казнили его позором.

— Отнесем Урхату в Большую Щель, — сказал Карась, — пусть там умирает. От медвежьих когтей раны не заживают.

— Убей… — едва слышно прошептал Урхату, взглянув на Уоми, и опять закрыл веки: он слабел с каждой минутой.

Охотники тихо совещались, как лучше нести. Карась говорил: надо сначала идти к реке, а там уж он знает дорогу.

Молодежь наскоро сделала

носилки. С трудом положили на них тяжелого Урхату, и печальное шествие молча тронулось в путь.

— Уоми, — сказал Тэкту, — возьмем у него когти!

Он показал на медведя.

Тэкту вынул из сумки кремневый нож, Уоми свой бронзовый, и пока Тэкту только распорол кожу вокруг правой кисти медведя, Уоми уже отрезал всю пятерню с длинными кривыми когтями. Тэкту с восхищением глядел на отточенное лезвие, которое так легко справлялось со своим делом.

Уоми быстро отрезал обе ступни и начал резать голову. Тэкту помогал ему снимать кожу и заворачивал ее вниз на шею.

Покончив с головой, братья уложили отрезанные части в мешки и пустились догонять медленно двигающиеся носилки.

На своих лыжах они быстро скользили по протоптанной и заметно покатой тропе. Они уже почти настигли шествие, как вдруг женский вопль пронзил морозный воздух. Навстречу с поднятыми вверх руками бежала женщина. За ней виднелись еще несколько мужчин и женщин. Женщины голосили.

— Уоми! Уоми! — кричали они.

— Мать! — крикнул Тэкту и пустился обгонять шествие. Уоми побежал за ним.

Это действительно была Гунда. Ей невмоготу было дожидаться жутких известий, и она решила идти сама по следу охотников.

Вместе с ней побежали Ная и еще несколько женщин. Белая лайка, как всегда, увязалась за Наей. Скоро к ним присоединились трое подростков-мальчиков, которые захватили из дома луки и подвязали охотничьи лыжи. Когда Гунда проходила мимо дома Пижму, подошли Кунья и Гарру и также решили идти вместе с Гундой.

Женщины шли скоро. Тропа, уплотненная ногами и лыжами стольких людей, была достаточно твердой. Когда толпа свернула от берега в лес, она наткнулась на медленно двигающиеся носилки.

— Уоми несут! — крикнули мальчики, и тотчас раздался тот потрясающий вопль, который заставил шествие остановиться.

Вопли разом умолкли, когда женщины увидели обоих братьев, бегущих навстречу.

— Жив! Жив! — кричали кругом, и Гунда, радостная, но еще с мокрыми от слез щеками, бросилась в объятия Уоми.

Тэкту молча стоял рядом и ждал. Ему так хотелось, чтобы мать взглянула и на него.

Гунда вдруг выпустила Уоми и испуганно оглянулась:

— А Тэкту? Где Тэкту?

— Вот он, — тихо сказал Тэкту, ловя ее руки.

— Оба живы! Оба живы! — всхлипывала она, не зная, на кого из них глядеть.

Медленно подошли остальные. Носилки опустили на землю. Начались расспросы и длинные рассказы о том, как все случилось.

Урхату лежал как мертвый, с закрытыми глазами. Он еще дышал, но был в забытьи.

Здесь толпа разделилась. Женщины вместе с близнецами и подростками повернули назад, в Ку-Пио-Су, остальные понесли Урхату в Каменную Щель.

Впереди шли Гарру и Карась. Они показывали дорогу.