Жертвы времени
Шрифт:
Часть 2. Повелитель драконов.
Согласно некоторым легендам, драконы не состоят в родстве ни с одним животным земли. Так или иначе они связаны с силами стихий и хаоса, неподвластными человеческому существу, возомнившему себя главенствующим духом Вселенной. Слабые всегда стараются казаться сильнее, от того человеческий разум породил такое количество славных сказаний об укрощении мира и убийстве драконов. Великие рыцари и непобедимые маги уходили в дальний путь, чтобы совершить подвиг, который трусы и мечтатели трепетно пронесут сквозь века. Но помимо человека существуют и другие
Согласно тем же легендам, драконы — существа алчные и жестокие, цель жизни которых состоит в накоплении богатства и его сохранении, но не для будущего, и уж вовсе не для своих детей или людей, но для самоих себя. Только тогда дракон спит спокойно, когда все его сокровища лежат в целости и сохранности под его чешуйчатым брюхом.
И даже смерть не способна разлучить дракона с его драгоценными сокровищами, в сказаниях его поблекшие кости часто венчают горы золота, найденные в глубине темных пещер. Этот факт можно трактовать как указание на бесполезность материального обогащения ради обогащения. Золото ради его количества не приносит ничего, кроме сиюминутного удовлетворения, которое тут же гаснет, подмятое под себя возможностью добыть еще большие богатства.
Легенды не есть полное отражение реального потока причин и вытекающих из них событий. Доподлинно известно, что на самом деле драконам не нужно ни золото, ни драгоценные камни, что у них нет пещер, полных сокровищ, что они не живут в полуразрушенных замках, запрещая людям входить в них. Приходя в наш мир, драконы получают то, что неоспоримо больше любого самого огромного алмаза. В подарок к своему дню рождению они получают всю планету целиком, вместе со всем живым и неживым, что на ней находится. Какой же смысл в этом случае им собирать богатство, если все, что есть на этой планете их достояние?
Но не стоит обольщаться, лишь предрассудки могут заставить нас поверить, что дракон будет защищать этот мир в случае, если ему начнет угрожать гибель, так, как ревностно охраняют свои груды золота сказочные драконы. Но вера в это призвана успокаивать ищущий разум.
Что есть вера? Оправдана ли она в нашем жестоком, холодным ко всему мире? Способна ли вера сделать его чуть внимательнее? Чуть теплее?
Да! — скажете вы, и это хорошо. Возможно, если бы все мы разом уверовали в подобную возможность, то драконы не смогли бы противостоять нашему убеждению. У них просто не осталось бы другого выбора.
Часть 2 Повелитель драконов
Глава 14. Осень
Много недель подряд мне снится один и тот же сон. Меня окружает сероватый от недостатка света, полупрозрачный туман. Я неподвижно стою в этом сумраке перед стеной. На самом деле это не стена в привычном понимании этого слова. Не сооружение, а преграда, подобная затуманенному стекло. Словно кто-то большой подышал на окно, и теперь на его гладкой поверхности сконденсировалась влага, та влага, что наполняет здесь каждый кубический сантиметр воздуха.
Я не испытываю страха, оказавшись совершенно один в чужом, незнакомом мне месте, полном неведомых опасностей. Мне чудится, будто я был здесь всегда. Будто всю свою жизнь я бродил в этом плотном, влажном, не имеющем конца
Мне скучно от того, что здесь нет действия и я, привыкший к движению, могу лишь плыть в однообразном, не имеющем плотности воздухе, не видя ничего, кроме серого безликого мира вокруг. Тогда, влекомый остывающим любопытством, я обращаю свое внимание на мутную стену — единственную нерешенную в этом мире загадку.
Я подхожу ближе и тру ее ребром ладони, желая увидеть то, что прячет мутная поверхность. За спиной раздается неожиданный шепоток. До этого момента я никого не встречал в этом белесом сумраке, но теперь уверен, что те, кто шепчутся у меня за спиной, всегда были здесь. Они бродили в сумраке задолго до того, как я, независимо от своего желания, пришел в их мир.
Шорохи заставляют настороженно озираться по сторонам, но я не знаю, чего от них ожидать. Пробуждается все нарастающий страх, и я уже боюсь оглянуться; вжимаю голову в плечи и задерживаю дыхание, думая, что меня не заметят, если я стану совсем маленьким и неслышным.
Я испытываю леденящий душу холод, но проснуться не могу, потому что во сне верю: все по-настоящему, все реально. Так и должно быть. Нет даже догадок, воспоминаний о том, что происходящее может быть сном, порожденным разбушевавшимся разумом.
Я все тру стену, старательно, отчаянно, как-то остервенело, словно пытаюсь отмыть запыленное стекло, и мне кажется, что дымка, застилающая его, начинает редеть.
Кто-то за моей спиной движется, угрожающе сопит над ухом, но не тепло — лишь пронзительный и смертельный холод касается моего затылка. Я смотрю на свои руки и вижу тонкие костлявые кисти, обтянутые желтой, словно иссохшей кожей.
Я перевожу взгляд на стену, и вижу величественный силуэт Форта, искаженный разделяющим нас расстоянием.
А потом по стене перед моим лицом от того места, где я касался ее рукой, с приглушенным хрустом разбегаются во все стороны ветвистые трещины. Уши мои закладывает от неимоверного перепада давления, стена разлетается с тонким жалобным стоном. Тысячи осколков врываются в поля, кажется, что два времени сливаются воедино, потому что начавшие было свое падение осколки, замирают на мгновение, плывут, остановленные неведомой мне гигантской силой. Я зажимаю уши, из которых по пальцам течет кровь, зажмуриваюсь на мгновение от нестерпимой боли в висках, а когда открываю вновь глаза, вижу, как осыпаются колкие кристаллы, падают между стеблями травы, укрывая землю предательским сверкающим великолепием. За стеной вовсе не сумерки, в небе ярко светит солнце, но я, стоящий на границе двух миров, не чувствую его тепла, лишь яростный свет режет глаза, заставляя щуриться от игры лучей в многогранных осколках, лежащих на земле.