Жертвы времени
Шрифт:
И с тем я оставался слепцом, имея глаза. Дракон смеялся, что я до сих пор не отрастил себе руки, и это его сравнение было правдой. Приходящие видения — это все, что мне оставалось. Я не мог прикоснуться к огню, мне был не подвластен ни ветер, ни снег.
Мрак сокрушенно вздыхал, видя мои попытки соединиться с потоками энергий, и лишь качал рогатой головой.
Придет время, — говорил он, — и все измениться, но сейчас ты так же пуст, как и раньше. Твоя связь с Истоком невесома, и тело отказывается прикоснуться к его бесконечной полноте.
Возможно, он был прав, и пустота, таящаяся внутри меня, была моей собственной пропастью, через
Дни сменялись днями, прошли метели и суровые холода. В тот вечер, должно быть месяца три спустя рождения Мрака, мы коротали ночь у небольшого костерка. Мрак услужливо дышал в мою сторону, согревая зябнущее тело, и был настроен благодушно. Он пропадал первую половину дня, и вернулся сытый, отплевывающий клочья длинной шерсти горного яка. Пожалуй, будь у меня в желудке целая дикая корова, я, скорее всего, тоже задумался о вечном. Но мои успехи были куда скромнее: обычной добычей были кролики, попавшие в силки или редкие белые куропатки, подбитые камнем, брошенным твердой рукой. Частенько я и вовсе обходился мышами. Мыши ловились хорошо и на пологих склонах их было множество. Мышам нравился сухой хлеб из остатков запасов, которые были собраны Мастером и Северным в дорогу.
Это было так давно…
Конечно в мышах маловато мяса, да и жира, но суп из нескольких тушек получался вполне сносным.
Я вздрогнул, вспомнив себя другим, боящимся холода и содрогающимся от одной мысли о тяготах пути чрез горы. Тогда я сравнивал их присутствие с хмурыми взглядами ворон, нахохлившихся на низких ветвях, мне чудилась в них враждебность и отстраненное великолепие. И вот теперь я ищу у них защиты, и не нахожу в себе сил вернуться в Форт, взглянуть Мастеру в глаза и признать, что произошло именно то, чего я боялся. Я стал человеком дракона, но не принял этого. Я стал смотрящим. Но видел ли я? Нет. Во мне не прибавилось ничего, кроме разве что здоровья тела, но это было ничто. Я боялся порицания, мне казалось, что именно мой отказ от слияния с Мраком делает меня слабым, боялся упреков Мастера и его вечного «я же тебе говорил».
Этот страх перед разочарованием друга был для меня тяжелой ношей и я не хотел ощущать его, выбирая другую, монотонную и тихую жизнь.
Теперь я изучил подземный город вдоль и поперек, я не понаслышке знал, каковы богатства подземелий. Я научился обходить ловушки и срывать печати, скрывающие тайные комнаты, хранившие древние кубки и бусы, монеты и бесформенные слитки металлов, спилы и ограненные камни. Я открывал крышки сундуков, прикасался к сокровищам и уходил; перебирал оружие и ставил его обратно в стойки. Во всех этих вещах для меня не было цены. Я искал там книги или иные источники письменности, способные раскрыть передо мной устои древней жизни, но находил лишь узоры на стенах, которые оставались для меня такими же не несущими смысла, как и раньше.
Я сидел за столами в тронном зале и тешил себя грезами прошлого. Мне было скучно? Нет! Я прикасался к тайнам истории, но был не волен понять смысла увиденного.
— Ты сегодня не ел? — спросил Мрак участливо, прислушавшись к урчанию моего живота.
— Нет, — согласился я.
— С тех самых пор? — уточнил дракон.
— Да, — снова согласился я.
Мне было недосуг искать себе пропитание с тех пор, как я получил страшную рану плеча. Когда три ночи назад к стоянке вышел черный, худой, весь в колтунах свалявшейся шерсти медведь, я был вынужден защищать коня. Тогда я впервые пожалел
— Мне жаль, что я съел его, — без тени сожаления сказал Мрак. — Это была твоя добыча — тот медведь.
Я усмехнулся, вспомнив, как оживился вернувшийся с охоты ящер при виде парящей на холоде мертвой туши. Казалось, он представлял собой бездонный, ненасытный колодец, способный поглотить любую пищу, которая найдется. Я оглянуться не успел, как он проглотил медведя, но был слишком занят плечом, чтобы его остановить.
Мне были недоступны умения магов, я не мог остановить кровь, я ощущал сосуды, мышцы и мясо под собственной кожей, но не имел над ними власти и потому удовлетворился лишь тем, что имел: Мастер и вправду взял в дорогу вдоволь ткани и трав, ими я промыл глубокие борозды от когтей на коже, после чего наложил повязку.
— Тебе нужно есть, чтобы оправиться, — посоветовал дракон. — Но ты не можешь охотиться.
— Не могу, — сегодня был вечер, когда я не уставал рассеяно соглашаться с драконом. Чувствуя мое состояние, ящер применил одну из обычных попыток расшевелить меня:
— Еще есть лошадь, конина — хорошее мясо.
Я повернулся и посмотрел на Алрена. Конь совсем исхудал, я видел очерченные дуги его ребер. Сейчас жеребец устало сгребал копытом снег под самой скалой, освобождая от снежного покрова пучки подмороженной травы.
— Нет, — сказал я, встрепенувшись. — Эту лошадь есть нельзя.
Дракон выгнул шею, положил голову так, чтобы дыхание его согревало мое тело, и тихо заговорил:
— Вот, — сказал он и выкатил глаза, чтобы посмотреть в вечерний небосвод. Холодно-яркие звезды уже загорались на его серой, свободной от облаков матовой поверхности. — Ты рассказывал мне про звезды. Про то, что это планеты, такие далекие, что мы не можем до них добраться. Что свет их летит к нам так долго, как живет дракон, что то сияние, которое я наблюдаю сейчас, было испущено давным-давно. Только все это не так. Люди слишком многого не знают…
Я с удивлением взглянул на Мрака, но тот прищурил глаза и продолжал говорить:
— На самом деле все по-другому. Я знаю, что это тысячи тысяч драконов летают по Вселенной. Они находят то место, где им нравится, и остаются там. Ты же знаешь, дракон может провести миллиард лет без движения, созерцая что-то, что привлекло его внимание.
Это их глаза подмигивают нам с неба. Не огонь солнц, а огонь драконов. Они, не мигая, созерцают что-то, а потом приходит их время умирать. И тогда они падают с неба, сложив крылья, мертвые, не закрывая глаз, а огонь в них медленно угасает с тем, как высвобождается из тела жизнь.
На всякий случай я взглянул на небо. С опаской, надо полагать. Потом недоверчиво сказал:
— Почему же тогда во время звездопада землю не заваливает телами умерших драконов? Ведь метеоры, это осколки некогда взорвавшихся планет. Так почему?..
— Потому, — раздраженно сказал дракон, — что вы не умеете мечтать!
— Мы не умеем?
— Да! Вы, люди больны… больны собой. Вы только и думаете, что о себе. А еще ты глупый. С чего это мертвые драконы должны заваливать землю, если всем известно, что их тела бесследно сгорают, так что на землю падает лишь маленький кусок дракона — его сердце?