Жертвы времени
Шрифт:
Сумрак исчез, словно его вынесло из комнаты мощным порывом ветра, меч Мастера рассеялся.
— Северный не любит, когда я так явно развлекаюсь в его время, но мне хотелось тебя удивить, это так забавно, — засмеялся маг. — Надеюсь, у тебя нет больше вопросов?
— Тысячи, — возразил я.
— Очень сочувствую, но мне пора, — он развел руки, насмешливо кланяясь. — Обратись к рене.
Теплый хлеб и масло, творог и жареные яйца придали мне сил, и я не упустил случая поприветствовать Оружейника, сидящего на крыльце своего
— Сегодня детишки порадовали меня, — поделился он со мной, набивая трубку. — Хотя Олаф отбил Лютеру ногу. Мальчишки иногда бывают чересчур торопливыми. Как рука? Могу посмотреть, у меня большой опыт в подобных делах.
— Спасибо хорошо, — поблагодарил я, стараясь соблюдать приличия. — Мастер воспользовался магией, теперь я жду, когда все зарубцуется.
— Я никогда не одобрял подобного, — Оружейник задумался. — Магия, это нити, вплетенные в строение твоего тела, ты знал об этом? Но Мастер не боится использовать ее на обычных людях, веря, что им не представится случай столкнуться с истинной магией. Ведь эти нити распустить легче легкого. Но на счет тебя у мага ночи другой расчет, он считает, что дракон очистит твое тело, когда придет время.
— Драконы, — я охотно ухватился за интересующую меня тему. — Что ты о них знаешь?
— Немного, ведь это не моего ума дела, — улыбаясь, сообщил Оружейник. — Они сильны и умны, они дают своим смотрящим право видеть своими глазами мир и понимать его. Они соединяют своего смотрящего с Истоком, но не спрашивай, что это такое, быть может потому, что это не вещь, а чувство. По нашим меркам драконы вечны, и делают вечными своих смотрящих, но тебя интересует не это?
— Рождение, — согласился я.
— Приходит время, и они улетают, чтобы зачать новое существо и разделить с ним знания об этом мире. Так написано в книге «Об истинной сущности крылатых ящеров». Целый фолиант, Демиан, где описано даже их костное и мышечное строение! Фантазии автора поражают мое воображение, но я не верю, что он смог раздобыть где-то для своих изучений настоящую тушу дракона. По его мнению Древний устроен примерно как птица, Оружейник засмеялся.
— Я хотел бы объясниться перед тобой, — его голос внезапно изменился. — То, что я расскажу, не будет особенно приятно выслушать. Я был бешенстве от твоего желания пройти простым путем, обойти все законы, и достичь за какие-то жалкие несколько дней того, чего другие достигают многими годами тренировок…
Я удивленно приподнял бровь, а Оружейник продолжал:
— За лень и в первую очередь за гордыню я хотел наказать тебя, и был жесток. Ты знаешь, что в древние времена учитель мог убить своего ученика?
Я покачал головой, не желая вступать в этот странный разговор.
— Обучать всю жизнь, а потом убить. Те времена давно прошли, но ты можешь спросить меня, зачем? Как можно вложить столько сил и потом уничтожить все свои труды. Но бывает так, что в собственном ученике ты видишь опасность. Не для себя, но для других. Ты и твое умение
— Ты хотел меня убить? — все же спросил я.
— Те времена давно прошли, — повторил Оружейник. — Теперь мне остается похвалить тебя за решимость. Ошибок не совершает лишь тот, кто прибывает в бездействии. Это последний раз, когда мы говорим о вчерашнем. Никто не узнает о произошедшем и не надо хвастать кому-то о том, что случилось. Это может навлечь на тебя ненужную беду и злобу тех, кто за многие годы так и не смог коснуться моего тела своим оружием. Теперь и с этого момента я не знаю о том, что ты украл мою вещь.
Оружейник остро глянул на меня, но я сохранил бесстрастное выражение лица.
— Вчера я был разгорячен гневом и поединком, я провоцировал тебя и очень рад, что ты поступил безупречно. Понимаешь, о чем я?
— Да, — сказал я, совершенно не понимая, что он имел в виду.
— Тебе придется довести дело, которое ты заварил, до конца. Весь опыт, что достался тебе от меня и Мастера, должен удиться в твоем теле. Что скажешь?
— Не так быстро, — поморщился я.
— Именно. И не против воли. Если тебе не по нраву мои поступки, всегда говори прямо. Если хочешь, чтобы я не задавал тебе какие-то вопросы, говори прямо. Теперь в нашем деле ты задаешь тон, мне интересен бой с тобой и я не буду этого скрывать…
Я вдруг подумал, что смысл жизни Оружейника в поединке. Она обретает остроту лишь тогда, когда учителю есть что противопоставить своему умению. Не хочу даже знать, каково это: жить, ища того, кого ты не можешь разоружить, легкомысленно взмахнув рукой.
— Мастер не сказал… — начал я, но учитель боя прервал меня:
— У тебя будет новое оружие, собственное, и ты наполнишь его знаниями, которые перестанут сжигать тебя до основания. Да, как видишь, я понимаю, в чем суть.
Я управлюсь за месяц, думаю, как раз к осени.
— Она уже здесь, — бесцветно заявил я, сам испугавшись того, что сказал. Ну какое дело Оружейнику до моих глупых мыслей? Но хозяин дома очень внимательно посмотрел на меня и кивнул:
— Город уже тоскует по лету. Город любит тепло.
Я благоразумно молчал, еще раз отметив для себя, что обязательно узнаю все об этом городе.
— Я вижу, твои мысли где-то далеко, — словно подводя итог тому, что говорил, сказал Оружейник. — И конечно приходи ко мне, когда захочешь. Уж не забывай старика даже если просто захочешь переброситься словечком.
Если бы все старики были такими, как Оружейник, молодым бы не осталось в мире места, — подумал я хмуро, пустив на лицо приличествовавшую улыбку, — в них не было бы смысла.
Рене все также сидела за столом в конце трапезной. Сегодня она работала с увесистым фолиантом, полным желтых толстых листов, кажущихся ломкими и очень старыми. Местами они были изорваны или искрошились от времени. Текст на страницах книги померк, и я невольно позавидовал ее упорству. Не уверен, что у меня хватило бы терпения разбирать старинные письмена, которые и разглядеть толком сложно.