Жертвы Ялты

Толстой Николай Дмитриевич

По возвращении в лагерь были приняты чрезвычайные меры по предотвращению самоубийств.

Пленных поселили в бараках, где ничего не было, кроме матрасов. У них отобрали все предметы и вещи, которые могли бы быть использованы в целях самоубийства *749.

Весь этот инцидент был крайне неприятен для правительств СССР и США. Вооруженным охранникам в порту пришлось сдерживать толпу любопытствующих нью-йоркцев; газеты широко освещали факты — первые публичные свидетельства того, что русские предпочитают смерть возвращению на родину; а генерал Голубев в заявлении от 3 июля обвинил Соединенные Штаты в том, что те силой препятствуют возвращению на родину людей, отчаянно рвущихся воссоединиться со своими соотечественниками. Его нимало не смутили возражения американцев, что сотрудникам советской военной миссии было

разрешено посещать пленных и что только один из 154 поддался на угрозы и посулы и вызвался вернуться *750.

Группа русских в составе 151 человека ждала решения Госдепартамента. 11 июля Грю писал: «Мы рассматриваем возможность отправки этой группы в Германию, где они будут лишены статуса военнопленных и переданы советским властям» *751. Разумеется, государственные мужи надеялись с помощью этой уловки избежать обвинений в нарушении Женевской конвенции, поскольку германской армии уже не существовало. Однако, опасаясь повторения огласки, которую могли бы вызвать эти поспешные меры, Грю счел нужным прежде всего установить, действительно ли все эти люди являются советскими гражданами, и распорядился провести дополнительную проверку *752.

Между тем 7 августа политический советник США в Италии Кирк сообщил государственному секретарю Джеймсу Ф. Бирнсу, сменившему 3 июля Стеттиниуса, что 118 пленных власовцев обратились к генералу Маршаллу и Международному Красному Кресту с просьбой о предоставлении им «во имя человечности» убежища. Кирк, встревоженный доказательствами того, что США в международных делах отказываются от своей традиционной гуманной роли, требовал задержать «выдачу до отправки сообщения в Госдепартамент и получения ответа». Однако его просьба не возымела действия. Бирнс ответил, что «в соответствии с обязательствами, принятыми в Ялте», все члены группы в Форт Дике, являющиеся советскими гражданами, подлежат репатриации *753. Наконец, 31 августа, обреченная группа была отправлена в Германию и в условиях строжайшей секретности передана СМЕРШу. Последняя глава этой трагедии, как и операции в Лиенце и Обердраубурге 30 мая — 1 июня, оказалась скрытой от глаз общественности. Однако решимость, проявленная пленными 29 июня, потрясла Госдепартамент и несомненно повлияла на принятые летом 1945 года решения, касающиеся репатриации *754.

Но имелась группа людей, прекрасно информированных и о насильственной репатриации, и о методах её осуществления: солдаты, которым выпало проводить репатриацию. Лиенц ужаснул большинство участников операции, и сомнительно, чтобы их удалось заставить снова участвовать в таком деле. Как объяснял впоследствии автору начальник генштаба фельдмаршала Александера генерал Уильям Морган, сообщения о трагедии 1 июня привели в ужас даже главнокомандующего, и он твердо решил, насколько это в его власти, не допускать впредь подобных эпизодов. Недели через две Александер отправил в военное министерство шифрованную телеграмму:

1. 55 советских граждан, в том числе 16 женщин и 11 детей, большинство из которых утверждает, что они являются политическими беженцами, после проверки, проведенной в соответствии с Ялтинскими соглашениями, отказываются добровольно вернуться в СССР.

2. Советская миссия потребовала их выдачи. Для этого понадобится применение силы, в том числе наручников, и перевозка пленных под охраной, в запертых вагонах.

3. Мы полагаем, что выдача этих лиц почти неминуемо приведет к их гибели.

4. Таких случаев, вероятно, много.

5. Прошу как можно скорее прислать ваши распоряжения относительно этих лиц, так как местная советская миссия будет наверняка настаивать на их выдаче.

Чиновники британского МИДа, подивившись тому, что сам фельдмаршал заинтересовался этим делом, разъяснили в ответе, что лица, о которых идет речь, подлежат репатриации в случае отсутствия возражений со стороны американцев. Томас Браймлоу считал, что при наличии в группе детей, родившихся за пределами СССР, может возникнуть вопрос о гражданстве, но во всем остальном «мы связаны Ялтинским соглашением, и я не думаю, что мы можем спасти их от их участи». Патрик Дин, напротив, полагал, что о проблеме с детьми «думать незачем», а единственным препятствием могут стать возражения американцев, если они проявят особую мягкость по отношению к «советским женщинам и

детям, которые не являются собственно военнопленными». Впрочем, замечал он, вряд ли это может вылиться в постоянное препятствие. Браймлоу подытожил, что в случае необходимости следует применять силу (он считал нелишним попросить советскую миссию прислать вооруженную охрану «для необходимых мер предосторожности») и соблюдать соглашение с американцами, если это понадобится *755.

В это же самое время военное министерство запросило подробную информацию относительно этих русских, в частности, о месте их пребывания. Александер ответил, что они были в немецких лагерях на юге Германии и в Австрии, а сейчас находятся в транзитном лагере в Риме (Чинечитта). В следующей телеграмме он подчеркивал, что вряд ли в Западной Европе осталось еще много советских граждан.

Опасения Александера нашли отклик в военном министерстве. Генерал Гепп, заведующий отделом по делам военнопленных, считал маловероятным, чтобы американцы согласились на применение силы. (В тот день — 2.7.1945 — в «Тайме» появилось сообщение об отмене выхода в море «Монтичелло».) Гепп отмечал также, что, по мнению штаба союзных сил в Италии, будет трудно убедить английских солдат силой осуществлять посадку в поезда людей, «которые не хотят возвращаться в свою страну и которых по возвращении могут прикончить» *756.

Кстати, следует заметить, что 55 человек, о которых идет речь, были последними советскими обитателями транзитного лагеря для беженцев и перемещенных лиц, существовавшего уже довольно долгое время на территории бывшей киностудии Чинечитта, под Римом. Охранялся лагерь весьма небрежно. В ноябре 1944 года, например, здесь произошел случай, вызвавший праведный гнев советской миссии: сорок семь русских, подлежащих переводу в лагерь для советских граждан, отказались садиться в грузовики и сбежали. Той же ночью они пробрались назад в лагерь за своими пожитками, погрузились в семитонку, стоявшую внутри ограждения, и укатили прочь, своротив по дороге главные ворота *757. Прибыв в мае 1945 года в лагерь, Деннис Хиллс, английский офицер, говоривший по-русски, обнаружил там всего около 100 перемещенных лиц, и комендант района вполне ясно дал понять Хиллсу, что проблема побегов его нимало не заботит — обитатели лагеря могли свободно уходить и возвращаться. Многим предоставила кров Украинская католическая община в Риме (Руссикум). Хиллс нисколько не препятствовал исходу из лагеря, он даже сам ездил в центр Руссикума, где видел своих подопечных. Но другие пленные предпочли остаться в лагере, очевидно, рассчитывая на то, что при таком мягком режиме их не выдадут Советам. (Кстати, ни Хиллс, ни его полковник понятия не имели, что пленным угрожает такая опасность.) Еда же в лагере была лучше и обильнее, чем в Руссикуме. Вот так и образовалась группа из 55 человек, о которых говорил Александер в своей телеграмме.

Тут возникла новая сложность. После выдачи домановских казаков в начале июня английские войска, стоявшие в долине Дравы, были посланы на прочесывание гор и розыск беглецов, скрывающихся на снежных вершинах. Многим удалось бежать, но других возвратили в Пеггец. В военном дневнике 36-й пехотной бригады объясняется, почему их не передали Советам:

При нормальном ходе дел эти казаки были бы вывезены в советскую оккупационную зону, но советские власти, вероятно, утолили свои аппетиты и больше не требовали их выдачи. Это означало, что на нашем попечении оказалось несколько сотен недовольных казаков *758.

Майор Дэвис в Пеггеце получил приказ провести проверку для отделения новых эмигрантов от старых. Задачу эту он выполнял спустя рукава, и при его попустительстве многие бежали, либо зарегистрировались по фальшивым документам как несоветские граждане. Тем не менее, бежавших из СССР после 1939 года в Пеггеце тоже было достаточно, а лагерь кишел информаторами и стукачами. Старостой лагеря был некий Шилихов, русский из Белграда, которому не доверяли ни казаки, ни Дэвис, и в конце 1945 года его заменили гораздо более симпатичным человеком, югославом Лакичем. Все советские граждане, чье подданство не вызывало сомнений, были переведены в лагерь в Дользахе, обнесенный проволокой. Здесь под строгой охраной содержалось около 500 советских граждан, прошедших проверку *759. 8 июля фельдмаршал Александер телеграфировал в военное министерство: