Жесткая блокировка
Шрифт:
– Нашто вилами, хлопцы! – ударилась в крик Ганна. – Вы ж мне все сено переворушите.
– Нехай поворушат, Ганно, – возражал егерь Иван. – Тоби ж легче будэ его доставаты.
– Ну, давай, Антосю! – послышалось снизу. – Жарко ж! Я вже весь спрев.
– А я дак змэрз! – разозлился Антось.
Послышались методичные толчки. Вилы с силой вонзалось в спрессованное сено.
Роман, мокрый от пота, но с холодной спиной, вслушивался из своей норы в характер толчков.
Сначала Антось проверил левую сторону сеновала. Орудовал он вилами очень энергично, порой те глухо стукали о доски
– От, нема вам спокою, – мучилась и чуть не плакала Ганна, не зная, как помочь Роману. – Та поломаешь мни крышу!
– Тихо, Ганна, не бойся, – отвечал Иван. – Крыша ему не треба. Ён тильки сено поворушит – и всэ.
– Ой, сено… – простонала Ганна. – Шукали б вы того браконьера в лесе.
Роман услышал, как тычки стали приближаться к нему. Старательный Антось, прощупав среднюю часть сеновала, перешел на правую сторону.
Направив ствол пистолета в сторону Антося, Роман ждал. Решил так: как только тычки возникнут в опасной близости от него, выскакивать и стрелять. Затем прыжок вперед – и валить второго охотника.
Смущал егерь. Судя по интонациям, с Ганной у них хорошие отношения. Убивать его не хотелось. Оглушить и связать? И запереть в погреб? Наверное, так… Но он же палить начнет, сопротивляться. Тратить на него время – себе дороже. Выходит, надо его тоже – того. Или все-таки не надо?
Ладно, как будет, так будет.
Вилы, потыкавшись в метре от Романа, начали уходить к другому углу. На этой стороне сеновала слой сена был повыше, поэтому Роман и подался сюда. Вилы здесь не доставали до досок и вонзались в сено с тихим, потрескивающим хрустом.
Роман уже начал верить, что его обошла неприятная участь быть нанизанным на железные зубья, когда вдруг прямо над ним послышался глухой удар, и его плечо обожгло жгучей болью.
Антось напоследок решил проверить самый дальний от него угол, куда он сразу поленился дотягиваться. «Проверил» он с такой силой, что вилы вонзились в бревно, возле которого лежал Роман, и при этом крайний зубец вспахал кожу на левом плече беглеца.
Сдержав мгновенное желание выпалить в обидчика, Роман сжал зубы и ощупал рану. Антось тем временем с громким шорохом раскачивал вилы, пытаясь выдрать их за конец черенка.
Рана была пустяковая. Пользуясь тем, что вилы застряли в стене, Роман осторожно протянул руку и вытер окровавленный зубец.
Вслед за тем вилы вырвались из стены и с присвистом ушли к Антосю. Раздосадованный тем, что пришлось так долго вызволять свое оружие, тот завершил поиски и со скрипом полез вниз.
– Ну шо, Антось? – спросил его напарник.
– Та шо! Тильки запарився.
– Ну, молодец. Зато будэмо точно знаты, что того гада тут нема.
– Ага…
– Ну шо я казала! – подала голос примолкнувшая было Ганна. – Чи я свое хозяйство не знаю? Так жа ж ни, полизлы по всих вуглах. Чого полизлы? Той ваш браконьер и з лесу не вылазив!
– Ну, тихо, тихо, – урезонивал ее Иван. – Треба было проверить. Для порядку.
– А на шо мни таки порядок? Тильки все сено мне переворушилы. Порядок…
Антось слез вниз, ворота хлева закрылись. Голоса стали затихать. Роман уже не разбирал, о чем говорят.
Он
Прислушиваясь к слабеющим звукам, Роман пытался остановить сочащуюся из плеча кровь. Рана хоть была не опасна, но все же представляла собой глубокую, рваную ссадину. На жаре с такой штукой лучше не ходить, враз загноится. Надо обработать антисептиком и, желательно, перевязать. В идеале не мешало бы вкатить укол от столбняка, потому как вилами берут не только сено, но и навоз, а навоз – продукт не самый стерильный. Но, во-первых, где этот укол искать, а во-вторых, не до него, говоря по совести.
Как бы там ни было, Роман посчитал, что ему сильно повезло. Чуть бы ниже – и все могло закончиться гораздо плачевнее. Тут крупный кровеносный сосуд, плечевой сустав, очень хрупкий, легкие рядом, да и сердце недалеко…
Или не выдержал бы он и открыл стрельбу. И тогда все сейчас разворачивалось бы совсем по другому сценарию.
А так – тишина и покой. Как оно до того и было.
Голоса затихли совсем. Роман осмелился встать во весь рост и выглянуть сквозь щели под стрехой наружу.
Троица удалялась в сторону леса. Ганна стояла недалеко от хаты и смотрела им вслед. Казалось, она никак не могла поверить в то, что все кончилось.
Вот она повернулась и пошла к дому, по дороге то и дело оглядываясь.
Роман начал спускаться по лестнице. Рана двигаться не мешала, мешала только кровь, текущая по руке.
Со скрипом открылись ворота.
– Роман! – жалобно позвала Ганна.
Она стояла на пороге, огромная, как копна, и этот жалобный голос до того ей не шел, что Роман едва не рассмеялся.
– Тут я, – отозвался он.
– Ты живой?!
– Живой, как видишь.
– Ой, – прижала она руки к груди. – А я так злякалася [20] ! Як той гайдамак почав шарыты вилами, я думала, конец тоби.
– Нет, не конец, – сказал Роман, подходя к ней. – Все обошлось. Плечо только чуть задело.
– Та ты же поранены! – испугалась Ганна, увидев, что весь рукав куртки залит кровью.
– Да ничего, это мелочь. Промыть бы чем.
– Ходем в хату. Ой, то кров тэче… Ну, пишлы швыдче, ще помрешь.
20
Испугалась (укр.).
– От такого пустяка, Аня, не помирают… – говорил Роман, идя за ней через двор к дому.
– Швыдче, швыдче, Роман!
Ганна разволновалась до того, что готова была нести его на руках.
В сенях она велела Роману сесть на табурет и стащила с него куртку и майку. При ближайшем рассмотрении ссадина на плече оказалась пустяковой, Роман даже перевязывать бы ее не стал. Но Ганна держалась другого мнения и принялась деятельно обрабатывать рану.
Невзирая на свои габариты, она проворно бегала туда-сюда, собирая все необходимое для полного медицинского обслуживания.