Жестокая сказка
Шрифт:
– Вознесение, - следует короткий ответ.
– Черт раздери! – выпаливаю. – Прекращай общаться со мной через эти безумные загадки. Зачем пугаешь и путаешь? Пытаешься довести до нервного срыва?
– Я не стану раскладывать все до деталей. Многое расскажу и покажу, но до многого ты сама должна дойти. Тогда я подкреплю или развею твои теории и догадки.
– Подожди, - вдруг останавливаюсь на месте. – Ты проверяешь меня?
Он отпускает мою руку. Смотрит прямо в глаза. Долго. Мрачно. Заставляет мою кровь кипеть
Мужчина молчит. Но мне кажется, я понимаю суть без всяких слов.
– От моих ответов будет зависеть моя жизнь? – спрашиваю тихо. – Если я пойму тебя верно, то мы двинемся дальше вдвоем. Если нет, то… это конец? Для меня?
Рустам улыбается. Непривычно мягко. Искренне. Его губы очень редко складываются именно так. Жуткое ощущение, жуткое и будоражащее.
– Ты дашь правильные ответы, - говорит он, подхватывает меня на руки, несет вперед по темному коридору. – Иначе бы тебя здесь не было.
– Это больная игра, - выдаю сдавленно. – Сейчас ты реально доводишь до истерики. До трясучки. Неужели по вкусу издеваться? Мучать?
– Тебе вредно думать.
– С чего ты взял?
– Достаточно чувствовать.
– Неужели?
– При таком раскладе за глотку держишь.
– Шутишь, - бормочу я.
– Мертвая хватка.
– Дурак, - бью его кулаком по груди.
– Видишь? – смеется. – Этим ты и берешь. Мелкая. Бледная. Немощь, короче. А берегов не замечаешь. Бросаешься вперед и плевать, что потом будет. Воля железная. В таком слабом теле столько силы. Закачаешься. Ты же током бьешь.
– Рустам, от твоих забав мороз по коже, - говорю прямо. – Правда.
– Простые ответы – самые сложные.
За этим разговором теряюсь в пространстве, перестаю следить за дорогой. Лестница сменяется очередным коридором, а после мы оказываемся в уже знакомой галерее портретов. Останавливаемся перед той самой картиной, что скрывает тайный сад.
– Бэлла похожа на рабыню? – спрашивает Рустам, опускает меня перед собой, позволяет встать на ноги. – На забитую измученную женщину? На бесправную шлюху смахивает?
– Нет, - отрицательно мотаю головой. – Совсем нет.
– А похоже, будто она могла пронзить ножом сердце своего мужчины?
– Нет, - ответ рождается сам по себе. – Ни капли.
Я и прежде это отмечала. Женщина держится очень уверенно и свободно. Ничего общего с положением жертвы. Если забыть про легенду, то передо мной портрет счастливой пары и эти люди совсем не кажутся одержимыми страдальцами. Трудно вообразить, будто дело закончится ударом клинка.
Оба сильные. Гордые. Красивые. Любят друг друга. До безумия любят.
Проклятье. Почему лишь стоит мне подумать об этом, слезы мигом наворачиваются на глаза?
– Легенда очень отличается от реальности, - говорит Рустам.
– Это произошло давно, - отмечаю я. – Если судить по одежде, в которой они здесь
– Прошло пятьсот лет, - произносит Рустам. – Архивы давно утрачены. Замок пережил несколько серьезных атак. Горел, подвергался захвату. Камни здесь и правда кровью пропитаны. Война шла полным ходом. Смутная эпоха.
– Выходит, легенда – не больше, чем сказка? Красивая. Мрачная. Захватывающая. Но реальной истины в ней очень мало.
– Верно, однако есть и факты. Очевидные доказательства. Например, картина перед тобой. Полотно звучит громче всяких слов. Слышишь, о чем оно говорит?
– Тут работа художника, - зябко веду плечами, не отрываю взгляда от удивительно притягательной пары, стараюсь изучить каждую мелочь. – Автор мог получить конкретный приказ. Изобразить любовь, страсть, чувства, которых не было.
– Согласен.
– Мы никогда не узнаем, как все происходило на самом деле. Можем только догадываться. Историю пишут победители. У проигравших не остается шанса внести свою лепту. Вот и получается взгляд только с одной стороны.
– В точку, - подтверждает Рустам. – Но что еще ты можешь сказать об этой картине? Если судить исключительно по ней? Что удивляет? Смущает? Что идет в разрез с той версией событий, которую я изложил?
– Голова женщины не покрыта платком, - сообщаю первое пришедшее на ум. – Но если она стала рабыней, вероятно, подобная вольность допускалась. Или нет? Возможно, в домашней обстановке позволялось больше. Я плохо разбираюсь в традициях твоего народа. Еще очень странно, что это единственная женщина в галерее. Здесь только мужчины. Но ты упоминал, Бэлла оказалась особенной, после нее многое изменилось. Ваш род стал сильнее, добился большего могущества. С тех пор вам разрешается брать женщин другой нации и веры как своих жен. Признаюсь, для меня цепь не складывается. Если Бэлла стала рабыней, то откуда столько почтения к ней? Видимо, ее дети оказались единственными наследниками, так решили почтить память погибшей матери.
– А разве Бэлла была рабыней? – вдруг спрашивает Рустам.
– Ты же сам сказал, - сглатываю и оборачиваюсь, смотрю на него. – Ритуал.
– Так легенда гласит, но не факты, - невозмутимо заявляет он. – Бэлла принадлежала другому народу и другой вере, происходила не из этих земель. Мой предок привез женщину издалека. Точное место неизвестно.
– Тогда откуда взялись догадки про тот дикий обряд?
– В те времена не существовало иного пути закрепить союз с чужестранкой без рода и племени. Лишь один способ. Но кто знает, что произошло в реальности?