Жестокая сказка
Шрифт:
– О чем?
– О том, что мой предок этих парней убивал. Ревновал как черт. Вырезал каждого, кто на его принцессу не так взглянет. Уничтожал соперников. И знаешь, может они были правы. Кровь у нас горячая. Обуздать трудно.
– Звучит... безумно, - едва способна сглотнуть.
– Бэлла готова была лечь под кого угодно. Мой предок страшил её. Она боялась этих слухов, боялась рассказов о нем. Считала, лучше любому принадлежать. Хоть убийце, хоть вору. Но не ему. Не этому палачу. Не мяснику.
–
– запинаюсь.
– Он был безжалостным. К врагам. Не знал пощады. Но глядя на ту девчонку превращался в котёнка. Чуть не урчал, прятал клыки и когти. Сам себя в капкан загонял. Ей он бы никогда вреда не причинил. Драгоценности? Золото? Выше бери. Он жаждал бросить к её ногам весь мир.
– Красиво, - усмехаюсь.
– Но мне не верится.
– Ей тоже не верилось, - хмыкает.
– Девчонка отвергала его ухаживания. Не брала подарки. Сбегала. Собралась уйти в монастырь. Подальше от греха. Завязала со своим ремеслом. Ни плясок, ни песен. Молитвы стала читать.
– И что?
– не выдерживаю паузы.
– Чем все закончилось?
– Мой предок подарил ей то, чего она заслужила, - демонический оскал прорезается на безупречно очерченных губах.
– Принца девчонка не оценила. Пришлось показать чудовище.
– Господи, - выдыхаю.
– Господь ей не помог, - заявляет с издёвкой.
– Вероятно, был занят. Зато мой предок оказался рядом.
– Он убил её?
– Почти, - бросает едко.
– Он её полюбил. Начал прямо в келье. Долго. Нежно. Как все Ахметовы. Проявил терпение и ласку. Показал, в чем заключается её настоящее предназначение.
– Это ужасно, - горечь разъедает изнутри.
– Может, он ошибся, - заключает насмешливо.
– Может, Бэлла не была такой уж шлюхой. Оказавшись под ним в первый раз, она истекала кровью.
– Он что, - содрогаюсь.
– Изнасиловал её прямо в монастыре?
– Варвары часто нападали на монастыри, - кривится.
– Ты разве не в курсе? Всякий сброд так и норовил полакомиться смазливыми монашками.
– Мерзость, - выпаливаю.
– Жестокие времена. Никакой цивилизации. Людьми управляли только рефлексы. Жажда наживы. Похоть. Сейчас иначе. Нормы морали есть.
– Это было давно?
– Сотни лет назад.
– Кошмар, - морщусь.
– Согласен, - явная и неприкрытая ложь.
– Атаманы-насильники. Все как в тупых киношках, где ублюдок похищает хорошую девочку, насилует ночи напролёт и добивается от неё любви.
– Нет такого кино, - холодею.
– Стоит снять.
– Что произошло с Бэллой?
– спрашиваю.
– Что было дальше?
– Она истекала кровью. Каждую ночь. Долго. Очень долго. В этом замке каждый камень пропитан её страданиями. Так легенда гласит. Мой предок никогда не был скуп. Щедро воздавал каждому по заслугам.
– Нет!
– восклицаю.
–
– Она его полюбила. Правда. Полюбила. Он заставил ее. Насильно. Выбил из неё ответ. Вырвал. Выдрал. Добился отклика. И знаешь, что самое забавное?
– Нет здесь ничего забавного!
– Она простила его, - припечатывает.
– Но себя простить не смогла.
– Что, - задыхаюсь.
– Что это значит?
– Трудно любить того, кого должен ненавидеть. Больно. Попробуй и сама поймёшь.
– Я не хочу такое пробовать. Я...
– Бэлла любила моего предка и презирала себя за это. С ума сходила от жажды, от желания и проклинала эти низменные чувства. Так неправильно. Так плохо. Одурительно сладко. Он должен был насиловать её. Она должна была орать от боли. Но черт дери, между ними происходило что-то совсем другое. Он так ни разу и не взял не силой. Она всякий раз выла под ним, билась и царапала его спину ногтями. Только явно не от боли.
– Подожди, - требую сдавленно.
– Ты сказал, твой предок изнасиловал девушку. Заставил Бэллу истекать кровью.
– Мало ли что я сказал?
– выгибает бровь с неприкрытой издевкой.
– Она сама так совсем не считала.
– Это очень странная легенда, - бормочу я.
– Страшная сказка.
– Верно, - заключает холодно.
– В конце Бэлла проткнула своё любимое сердце ножом. Так говорят. Так донесли до нас века.
– Что?
– поражаюсь.
– Чьё сердце она проткнула?
– Технически там было даже два, - замечает ровно.
– Меткий удар. Не каждый потянет.
– Я не понимаю, - шепчу слабо.
– Она обняла моего предка. Крепко. Вогнала нож ему в спину. Проткнула его сердце. Насквозь. И своё заодно. Кого она любила? Валяй. Тебе решать.
– Этого не может быть, - роняю я.
– Да, - кивает.
– Даже одно сердце тяжело проткнуть насквозь с учетом рёбер и мышц на пути к нему. А уж два одним махом - фантастика. Ещё и женская рука. Это красивая легенда, выдумка, не более.
– Красивая?
– всхлипываю.
– Бэлла любила слишком сильно, чтобы простить.
– Кого?
– Себя, - усмехается.
– За эту любовь.
От двусмысленности его ответов меня трясёт.
– Ты издеваешься, - говорю я.
– Ты это сам сочинил. Только что. Нет никакой легенды. Нет такой Бэллы и предка одержимого ею тоже нет.
– Как скажешь, - он ставит меня на пол.
– Пляши.
– Что...
– Танцуй для меня, Бэлла.
– Как ты, - вопрос забивается в горле.
– Ты...
– Принцесса, - бросает с насмешкой, отходит назад и усаживается в кресло, вольготно разваривается там.
– Вперёд. Порадуй своего хозяина. Если трахать тебя нельзя, то хоть так развлекай. Выплясывай от души.