Жестокая сказка
Шрифт:
Кошмар. И прикрыться нечем. Сейчас он увидит и...
Встречаю взгляд Ахметова. С облегчением осознаю, ублюдку наплевать на мою фигуру. Он изучает лицо. Нагло. Пристально. Точнее мои глаза. Впивается и такое чувство, будто душу пьёт.
Почему смотрит на меня так? Почему?
– Я не понимаю, - бормочу одними губами.
– О чем ты? Что такого важного я обязана вспомнить?
– Нашу встречу, - хмыкает.
– И не одну.
– Ну в последнее время мы стали часто встречаться, - невесело усмехаюсь.
– И видимо, будем неразлучны.
–
– В прошлом.
– Интересно, - тихо выдаю я.
– О какой именно встрече идёт речь? О самой первой, когда ты схватил меня за волосы и грозился убить? Или о той другой, посреди темного леса, когда сжал горло и душил?
– Я о том, что было между, - замечает ледяным тоном.
– Ничего, - прочищаю горло.
– Ты следил за мной, но мы не виделись. Я тебя не помню больше. Только тогда. Дважды и все.
– Уверена?
Сглатываю и киваю.
Ахметов тянется и выхватывает цветы из вазы. Выдергивает очень резким движением. Кажется, сейчас по щекам меня отхлестает этим букетом. Но нет, просто швыряет передо мной. Обдаёт тягучим ароматом.
Что за странные цветы? Запах необычный. Горько-сладкий. Тягучий. Вязкий. Будоражащий и расслабляющий. Разве так бывает? Да, черт возьми, да.
По виду это полевые цветы. Не разбираюсь в них, но выглядят они знакомыми, затрагивают струны внутри меня, цепляют.
Напрягаю память, пытаюсь понять, где видела подобное прежде.
– Откуда у тебя такие глаза?
– обдаёт холодом Ахметов.
Снова смотрю на него. Ничего не соображаю. Мужчина проводит тыльной стороной ладони по моей щеке, и это прикосновение ощущается точно удар электрического тока.
– Какие?
– шепчу.
– Дикие, - бросает с кривой усмешкой.
– Как эта трава. Растёт в горах. Но ты домашняя. Тепличное растение. Любимая доченька, выращенная заботливым папашей на убой.
Последняя фраза ранит особенно сильно. Тон. То, как коверкаются слова. Я взглядом ищу нож. Столовый прибор, которым резала мясо и который я совсем не прочь вонзить в глотку этого урода. Но взгляд опять наталкивается на цветы. Стыну изнутри.
Лаванда. Провожу пальцами по крохотным цветочкам. Сине-фиолетовым, лиловым. Шумно вдыхаю аромат. Под рёбрами саднит.
Боже. Я помню.
Глава 41
Мне семь лет. Я сбегаю из дома при каждой удобной возможности. Папа часто пропадает в командировках. Брат постоянно развлекается с друзьями. Для меня нанимают няню, но она обычно занята просмотром сериалов или разговорами по телефону. Поэтому никто и ничто не мешает вылезать через окно во двор и отправляться на поиски приключений. Детских площадок здесь много.
Мне нравится одиночество. Не люблю, когда вокруг много людей. Проще кататься на качелях, когда уже стемнеет и только свет уличных фонарей будет рассеивать мрак вокруг.
Странно. Кажется, я должна бояться темноты. Но совсем не ощущаю страха. Тьма успокаивает. Как
Хм. Чужой? Если это чужой человек, то почему мне знаком его голос?
– Хочу ее!
– кричит он.
– Убью ее!
Может, это из мультика? Из фильма, который ещё рано смотреть?
– Юлька-козюлька!
– а это уже реальный голос, совершенно другой, звучит совсем рядом.
Мальчишка толкает меня в бок и хохочет.
Показываю в ответ средний палец. Не знаю, что именно это означает, но в кино люди сильно злятся, если видят такой жест. Надеюсь, это что-то очень обидное.
– Ах ты...
– он краснеет и задыхается.
– Ну ты попутала. Ну все...
Сжимает кулаки. Весь дымится. Не помню, как этого мальчишку зовут, но на площадке он самый задиристый, вечно кого-то лупит, обижает. Здоровенный. Высокий. От него стоит держаться подальше, но он сам пристает.
– Коза!
– вопит и хватает меня за ухо.
– Я тебе задам! Сначала уши выдерну, потом пальцы поломаю. Козюлина!
Дальше он прибавляет ещё несколько слов. Знакомых и вряд ли с хорошим значением. Их часто употребляют в тех сериалах про бандитов и милицию, которые смотрит моя няня. Когда я употребила одно из них в адрес брата, он побледнел и сказал, что девочки так не выражаются. Попросил меня забыть мерзости.
Интересно. Как забыть, когда их везде повторяют?
От мыслей меня отвлекает боль. Острая, сильная, заставляющая кричать. Но я молчу. Глаза щиплет. Что-то течёт по щекам.
Я хочу попросить мальчишку не выдергивать мои уши и не ломать пальцы. Но язык не слушается. Изворачиваюсь и бью здоровяка в колено. Изо всех сил ему врезаю. Крик оглушает. Пальцы разжимаются, выпуская меня волю. Тут же срываюсь с места и мчусь прочь.
И чего он ко мне пристал? Я просто хотела покататься на качелях.
– Шавка!
– орет.
– Я тебя догоню!
Надо бежать быстрее. Ещё быстрее. Ещё, ещё.
Здоровяк продолжает кричать. Не отстаёт. Тогда я замираю перед ближайшим забором. Оглядываюсь назад. Снова вперёд смотрю. Бросаюсь на железную ограду, карабкаюсь и перемахиваю на другую сторону. Понятия не имею, чей это двор, но очень надеюсь противный пацан отстанет.
– Выходи, - злобно бросает он, сжимая прутья решетки.
– Ещё чего, - показываю ему средний палец снова.
– Это мой дом. Если кто и выйдет, то только мой отец. И знаешь, он надерет тебе зад!
– Нет у тебя отца, - бормочет.
– Выдумываешь. Одна таскаешься. Ты может это, как там называют... детдомовская! Дикарка. Оборванка-дикарка!
Плюю в него и разворачиваюсь спиной, отправляюсь вглубь двора, не обращая внимания на ругательства. Пусть там хоть лопнет от гнева. Не моя проблема.