Жестокая сказка
Шрифт:
Ты тот, кого я должна забыть.
Глава 48
Память возвращается в момент. Воспоминания обрушиваются лавиной, подминают под глыбой стылого льда, погружают в холодный ужас. Зажимаю рот ладонью, закрываю глаза, отчетливо осознаю главное: правда всегда оставалась рядом. Неотступно. Как злой рок. Неотвратимо. Как сама судьба.
Я не забывала. По-настоящему – не забывала. Каждый кадр высечен в сознании. Выбит.
Жестокая ирония. Издевательский расклад. Иначе и не назвать.
Я помню, как он разбил телевизор. В щепки разнес видеомагнитофон. Раздробил кассету в порошок. Растоптал. Не дал мне ни единого шанса досмотреть запись. Я так и не поняла, что именно скрывалось там, за что предстояло отдать жизнь, за какой грех нужно платить кровью. Я кричала и рыдала, приказывала постороннему парню убираться, снова и снова повторяла, что не знаю его. Прочь. Уходи. Проваливай. Фразы до сих пор отбиваются гулким эхом внутри.
Вот только… он не был посторонним.
Моя первая любовь. Глупая. Наивная. Детская. Настоящее чувство. Истинное. Неподдельное. Ничем не замутненное. Сильная привязанность. Гораздо крепче привычной дружбы с другими ребятами.
Рустам не сдавался. Не хотел меня отпускать. Раз за разом появлялся, пытался пробить броню. Брал за руку, вел пальцем по шраму. Пробовал заговорить.
Я орала. Истерически вопила. Вырывала ладонь, убегала прочь, мчала подальше, толком не разбирая дорогу. Плевать. Готова сбежать куда угодно, лишь бы оказаться дальше от него.
Враг. Предатель. Сын убийцы.
Господи. Я должна его ненавидеть. Должна, но…
Однажды он исчез. Просто перестал появляться. Я бы решила, он опять отправился в ту странную школу, но в моей комнате начала регулярно появляться лаванда: то на кровати, то на столе. Этих цветов становилось все больше. Сперва маленькие букеты, после целые охапки. Их мог приносить только Рустам. Однако я все подарки вышвыривала в окно. Я хотела забыть его. Очень сильно. Я старалась.
Потом и лаванды не стало. Общение полностью прекратилось.
Открываю глаза. Снова веду пальцами по крохотным цветам, обвожу лиловые лепестки, даже не пытаясь скрыть дрожь. Не выйдет. Не получится. Нельзя бежать от прошлого. Больше нельзя. Надо принять происшедшее до конца.
Я испытывала разочарование. Тогда. Проклинала себя за эту слабость, ненавидела за подобные чувства, но ничего не могла изменить.
Я скучала по Рустаму. Безумно скучала. Злилась на него. Презирала за ложь, за обман, за недомолвки. А боль нарастала. Лучше не становилось. Лишь хуже и хуже.
Когда я выбрасывала лаванду во двор, я все равно как будто соприкасалась с ним. Вела своими пальцами по следам от его пальцев. Чувствовала тепло.
Теперь и этого не было. Идиотка. Ничего не было.
Я
Был Рустам Ахметов, который поймал меня в день, когда монстр забрал мою мать. И был просто Рустам. Без фамилии. Без семьи. Парень, которого я полюбила.
Иллюзия? Обман? Не важно. Наплевать. Детская память оказалась гибкой, пластичной, позволила уйти от реальности, ускользнуть.
Это как лабиринт. Вместо единственного коридора стало два. Один я заколотила, закрыла за всеми доступными печатями. Второй оставила для ненависти, для жгучей злобы. И меньше всего я хотела, чтобы эти коридоры вдруг снова объединились, ведь в первом таилось то, чего никто не станет испытывать к заклятому врагу.
Оказалось легче выстроить именно так. Был обычный мальчик Рустам. Мы общались, дружили, гуляли вместе, бегали, играли, веселились. Потом он неожиданно пропал, уехал и не вернулся. Возможно, его отправили заграницу в новую школу. Грустно и обидно, однако надо принять тот факт, что нам уже не повстречаться. Через пару лет его лицо сотрется из памяти, голос затихнет.
А шрам?
Горько усмехаюсь, разглядывая свою ладонь. Невольно веду пальцем по тонкой белесой полоске. Очередная издевательская шутка коварной судьбы. Я столько раз падала, до крови счесывала колени, ножом резалась гораздо сильнее. Практически ничего не осталось, на теле нет ни единой серьезной отметины. Зато это тавро горит. Пылает на бледной коже огненным клеймом.
Шрам я научилась не замечать. Привыкла. Приноровилась.
– Отлично, - заключает Ахметов. – Очнулась.
– Это ничего не меняет, - отвечаю тихо и повторяю, будто сама себя желаю получше в собственных словах убедить: - Абсолютно ничего.
– Ну конечно, - криво ухмыляется. – Сперва сладкие обещания. После отказ. Реально ничего не меняется. Что тогда, что сейчас.
– Бред, - бормочу глухо. – О чем ты вообще?
– Право на ошибку, - бросает хрипло. – Второй шанс.
– Какая чушь, - нервно посмеиваюсь, мотаю головой. – Как будто тебе нужно мое разрешение. Вы силой берете. Всегда. На согласие наплевать.
– Забавно, - скалится.
– Рада, что удалось повеселить, - бросаю хлестко и закусываю губу, пытаюсь протрезветь от бури обрушившихся эмоций.
– Любому готова дать, - припечатывает с издевкой. – Только не мне.
– Да! – буквально выплевываю, лихорадочно киваю. – Ты угадал. А знаешь почему так? Другие люди не убивали мою мать. Не уничтожали мою семью. Не угрожали забрать мою кровь до последней капли. Другие люди не калечили и не ломали. Не стали палачами.
Поднимаюсь, намереваюсь уйти, но пальцы жестко вплетаются в мои волосы, дергают, не позволяя сдвинуться с места.
– Пусти, - шиплю, задыхаюсь от ярости. – Пусти!