Жестокие игры (Лира 2)
Шрифт:
Днем было легче. Днем были дела - приняв армию, Раду отказался отдавать кому-либо флот, где знал каждый корабль, помнил имя каждого капитана, и днем его рвали на части - ведь был еще и князь, и Третий с Четвертым, и подготовка к войне с Лизарией. Подготовка - потому что Дойер, надеявшийся занять трон соседнего королевства, практически развалил вверенную ему армию. Необученные солдаты, задолженность перед наемниками, гнилое обмундирование, больные кони и ржавое оружие. И это - райаны! Днем забот было по горло, и, порой, Раду думал, что Дойеру стоит свечу поставить в благодарность за возможность
Днем было легче - до недавнего времени. Пока эта маленькая дрянь не проникла из его снов в явь, пока не начала мерещиться в каждой блондинке-смеске, пока ревность, глупая, иррациональная, было, улегшаяся, снова не начала жечь его кислотой, пока из-за этой синеглазой шильды он не захотел грязную служанку с низкой кухни. Раду бы и не заметил той девки, не наткнись на ее дерзкий ненавидящий взгляд. И как магнитом потянуло. Не так, как к Лире - когда похоть напрочь затмевала рассудок, когда промедление причиняло физическую боль, когда, с тех пор, как девчонке исполнилось двенадцать, все его силы уходили на то, чтобы не изнасиловать ее, в спальне ли, в роще, или на конюшне - но похоже. Служанка была гораздо старше Лиры, но ее серо-синие глаза горели тем же огнем, а длинные сальные волосы, выбившиеся из неряшливой косы, так же обрамляли узкое лицо с высокими скулами.
Раньше было проще. Раньше Лира была лишь фантазией, тенью, вздохом, звонким смехом и ароматом вербены. А потом он лишил ее невинности, и тень обрела цвет, форму, вкус и голос. Дни без нее наполнились ревностью, а ночи болью и желанием на грани помешательства, но Раду упорно сидел в столице - не столько для того, чтобы девчонка привыкла к роли любовницы, сколько пытаясь доказать себе, что способен противостоять флеру.
А потом увидел синеглазую девку. И, как зачарованный, потащился за ней до самых кухонь.
Кажется, ее звали Мина.
Брыгово семя!
Раду вдруг подумал, что мать Лиры тоже была служанкой, и, не забери он девчонку, та сейчас была бы такой же, как кухарка - грязной изможденной игрушкой в руках солдатни - и скрипнул зубами.
Разговор смолк, и граф неохотно поднял голову. Что еще? Он снова пропустил обращенный к нему вопрос? Проследил за взглядами соседей по столу, и понял, что тонкий серебряный кубок в его руке смят чуть ли не в лепешку. Раду с усилием разжал пальцы и поднялся.
– Прошу прощения, господа, мне нужно вас покинуть.
*
Октябрь выдался морозным, сухим и очень ветреным. Помню, ров замерз почти до самого дна, река стала, а пыльная поземка, гонимая биза, была такой плотной, что служанки не успевали вытирать подоконники в западном крыле. Колючая серая пыль была везде - забивала нос и глаза, хрустела на зубах, и даже вернувшаяся с охоты пантера пахла не кровью и зверем, а старым пыльным ковриком.
Тимар озабоченно хмурился - с Сибиллом связи не было, а господин Левиньйе не смог остановить биза даже с помощью накопителей, лишь слегка добавил влаги в воздух, чтобы укрыть озимые тонким слоем снега.
– От Леса идет, лорд Орейо, - огорченно развел руками старик.
– И что делать?
– Ждать, пока закончится.
– ...Знаешь, - сказал мне тем вечером Тимар, - иногда
– голод начнется еще до лета.
– А если вывезти продукты из Архипелагов?
– Тогда голодные бунты начнутся там, а мы не потянем войну на два фронта.
– Но можно купить? В Рау, или Фарлессе, например, нет?
– В Рау?
– усмехнулся Тим.
– Если они нам что и продадут - то порченым. Все знают о грядущей войне, и все надеются, что она нас ослабит. Все - Рау, Меот, Фарлесс, верзейцы. Помогать нам не будут, торговать, снабжая, не станут. Или цены задерут так, что пшеница будет даже не золотой, а из чистого электрума.
Биза утих только к середине месяца. Просидев все две недели бури в замке, я теперь пораженно глядела на голую рощу, еще зеленую десять дней назад, на замерзший ров, на снежную кашу во дворе. При каждом выдохе изо рта шел пар, как из закипающего чайника.
– Я погуляю, - предупредила я начальника гарнизона.
– Не отходите далеко, госпожа, - попросил меня капитан.
– Помню-помню, - отмахнулась я.
– Десять минут.
Если я скроюсь из глаз на большее время, он вызовет Йарру, и настучит о моем побеге. Но спрятаться в роще было негде, облетевшая, она насквозь просматривалась со стен, и капитан успокоился.
– 'Не отходите далеко...', - бурчала я, перебираясь через ручей.
– 'Я всего лишь выполняю приказ...' А если Йарра ему прикажет с моста головой вниз прыгнуть - он тоже приказ выполнит?
Почему-то казалось, да.
Я взобралась на холм и остановилась под старым ясенем. Впереди, на сколько хватало глаз, тянулась долина. Яркая и пестрая летом, сейчас она навевала лишь уныние и грусть - серая земля, серые кляксы снега на полях, серый дым из печных труб и серое небо, похожее на клочья грязной ваты. Ветер трепал полы плаща, рвал с головы капюшон, шаг за шагом толкал к обрыву.
В прошлом году я была здесь с Аланом, и он крепко держал меня, смеялся, что я похожа на пушинку одуванчика: отпусти - взлечу! Помню, в тот день в меня будто демон вселился - я напропалую флиртовала со своим другом, дразнила его; понимала, что это жестоко, что он любит меня, но остановиться не могла - так мальчишки со злым любопытством отрывают крылья стрекозам. Здесь, на краю обрыва, когда красно-желтые листья ясеня скрыли нас от караульных на стенах, Алан решился меня обнять. Помню, я позволила ему привлечь меня к груди, коснуться губами волос - а потом оттолкнула и бросилась прочь.
– Догоняй!..
Это произошло ровно за неделю до Эйльры. Где же ты сейчас, Алан?..
Тяжелые ладони легли мне на плечи, и я подумала, что схожу с ума. Зажмурилась, боясь поверить в чудо, и позволила развернуть себя. В нос ударил запах соли, йода... И шипра.
– Вы?..
В глазах защипало, в коленях, в животе разлилась противная слабость. Боги, я так надеялась, что граф уже не приедет! Что я ему надоела, что он нашел при дворе новую игрушку! Я даже свечи ставила, чтобы он мужскую силу потерял!