Жестокие игры (Лира 2)
Шрифт:
– Лучше бы мне отдала.
– Извини... Я не подумала, - повинилась я.
Погода портилась, со стороны гор шла гроза, и больная нога Тима разнылась.
– Именно. Когда же ты думать начнешь...
Думать, честно говоря, не хотелось совершенно. Особенно, над словами Тимара. Принять графа, смириться с его домогательствами! Да никогда! Ненавижу его...
На фоне всего случившегося возвращение Уголька стало ярким, пенящимся бокалом счастья. Я тогда тренировалась во дворе - метала ножи, и жутко досадовала, что плечо все еще не позволяет как следует
– Уголек! Хорошая моя, золотая... Девочка моя...
Невероятно, но кошка стала еще больше, полностью оправдывая свое Лесное происхождение. Теперь она вряд ли поместится в моей кровати, скорее, раздавит ее! Но какая красавица! Когда она шла по двору, крупные мускулы перекатывались под шкурой, заставляя шерсть вспыхивать антрацитово-черным. Усы кустами, янтарные глаза и трехвершковые клыки.
Пантера зарычала и оскалилась, остановившись в трех локтях от меня. Я протянула руку, чтобы почесать ее за ухом и... полетела на землю, сбитая ударом мощной лапы. Кто-то выругался, раздался характерный щелчок взведенного арбалета.
– Только попробуйте, - не хуже пантеры, оскалилась я.
– Убью того, кто тронет кошку!
В свете недавних событий, мне поверили.
Я поднялась, снова приближаясь к пантере. Ее предупреждающий рык и моя улыбка. Удар лапы - и кувырок, я успела увернуться. Сощуренные от дневного света янтарные глаза не отпускают мой взгляд. Хвост мечется из стороны в сторону, хлещет по бокам. Задние ноги Уголька напряглись, она подобралась, как взведенная пружина, и прыгнула, повалив меня на спину.
Чуть желтоватые клыки сжали мое горло, и пантера утробно зарычала.
– Я тоже соскучилась, - прошептала я, обнимая ее за шею.
Кошка фыркнула и вырвалась. Ударила напоследок подушечкой лапы по уху и, гордо задрав хвост, независимо потрусила к лестнице, ведущей в замок. Растирая шею, украшенную розовыми вмятинами зубов, я покосилась на преувеличенно не обращающих на меня внимания солдат, и подумала, что снова получу взбучку от графа.
Уголек обиделась. Пантера отказывалась брать у меня еду, выбивала из рук миски с молоком, которые я подсовывала ей под нос, не давалась гладиться и демонстративно ночевала в ногах у Тимара. Она даже в ванну ко мне больше не пыталась запрыгнуть, хотя я нарочно наполняла ее по три раза в день.
– А чего ты ожидала?
– спросил Тим, почесывая кошачье ухо.
– Она же решила, что ты ее бросила. Когда ты уехала, киса тебя по всему замку искала и орала дурным голосом, служанки выйти в коридор боялись. От еды отказалась, я уже всерьез начал переживать, что умрет. Потом выбила окно и сбежала. В марте появилась, нагадила на твою кровать, и снова ушла.
Я расхохоталась, представив страшную кошачью месть. Из-за ширмы донесся оскорбленный рык- пантера отлично понимала, когда над ней смеются.
– Тихо, тихо, - погладил ее Тим.
– Ошейник - твоя идея?
– спросила
Тимар зевнул.
– Идея - моя, исполнение - графа.
– Серьезно?!
– Я заглянула на половину Тимара. Тот приглашающее кивнул, и я с удовольствием уселась на его кровать, разглядывая плетенный из стеблей светлого растения и серебряных нитей ошейник на Угольке. Потянулась, повернула к свету небольшую подвеску в виде оскаленного волка.
– Она же шляется по феоду, пристрелить могли из-за шкуры. А серебро и тарлич отлично видно даже в темноте.
– Но как Йарра смог надеть на нее ошейник?
– Я все не могла отойти от удивления, потирая кулон. Пантера фыркнула и сжала мою руку зубами.
– Или грызи, или отпусти, - дернула я ее за усы.
– Как-как... Выследил и надел.
– Но подвеска... И плетение... Это же дорого...
– Ты еще не заметила, что Йарре для тебя ничего не жалко?
– Да ну тебя, - рассердилась я, спрыгивая с кровати. Колено отозвалось болью.
– Достал ты меня! И граф твой достал! И вообще, все достало!
– Ты куда? Ночь на дворе!
– Прогуляюсь!
– Лира!..
*
– Что смотришь, иди за ней, - скомандовал Тим пантере.
– Иди-иди, а то опять хозяйка пропадет, - спихнул он с матраса пушистую тушу.
Кошка свалилась комком сырого теста, недовольно рыкнула и, мягко переступая лапами, уже сейчас большими, чем мужская ладонь, растворилась в темноте.
*
Злая, как ведьма, я с грохотом скатилась по лестнице, хлопнула входной дверью, пересекла двор и вышла через неприметную дверь во внешней стене. Запертую, конечно, но маленькая брошь в виде дракона, которую я носила на рукаве, великолепно трансформировалась в отмычку.
Выбравшись из замка, я спустилась к ручью, отводящему лишнюю воду изо рва, запрыгала по обнажившимся камням, пересекающим русло. Сейчас жарко, и они почти сухие, а сам ручей чуть выше колен. Осенью, во время дождей, он превращается в полноводную реку, в которой запросто можно утонуть.
Успокоилась я только на другом берегу, спрятавшись под раскидистой ивой. Ее ветви образовывали зеленый шатер, сквозь который проглядывало небо, усеянное крупными, низкими перед дождем звездами - россыпь бриллиантов на черном вельвете небесной шкатулки. Сорел любил звезды - осколки душ тех, кто гуляет в Садах Светлых. Как много он знал об этих льдистых холодных искрах... То есть, знает. Конечно же, знает, ведь он жив. И Алан жив. Но почему же так хочется плакать?..
Когда ивовый шатер дрогнул, впуская внутрь темную фигуру, я сначала подумала, что это Тим. Помню, успела еще подумать, что из вредности не вернусь в спальню и останусь ночевать здесь, тем более, что ночь теплая. Да и он, зная меня, наверняка принес плед... Потом я унюхала до колик знакомый шипровый запах одеколона, и вскочила.
– От кого прячешься?
– спросил граф.
– Я не прячусь...
– попятилась я.
– Мне... я... Я спать собиралась идти! Спокойной ночи!
– и нырнула в заросли, надеясь скрыться в темноте.