Жестокие игры мажора
Шрифт:
Что не так с этим миром?
Или, может быть, это со мной что-то не так?
Потому что, когда он возвращает меня в вертикальное положение и позволяет наконец передвигаться пешком, я принимаю это за подарок судьбы. Ну это мог быть подарок, если бы не собственническая хватка, сжимающая мою ладонь.
Но все-таки идти ногами куда удобней, чем безвольно висеть на его твердом плече.
Тем не менее… наша молчаливая прогулка начинает мне надоедать.
— Может, ты уже наконец отпустишь меня? — выдыхаю капризно я, нарочно не поспевая за его широкими уверенными
— Нет.
Я жду какого-то продолжения объяснений, но его сухой ответ перебивают звуки ветра и маленьких волн, разбивающихся о камни.
— Я могу хотя бы узнать, почему твой изощренный мозг выбрал меня?
— Потому что таким, как ты, не место на моих вечеринках.
Воу, прозвучало немного грубо. А потом до моего заторможенного мозга доходит смысл его слов. Черт.
— Твоих? То есть это твоя вечеринка? Так ты один из… — я замолкаю, проглатывая последние слова.
— Ну же, продолжай, — впервые за последние двадцать минут в его голосе пробуждается мрачный интерес. — Кто же я?
— Я не знаю, — отвечаю немного раздраженно. Он пытается меня запугать или что?
— Ты не знала на чью вечеринку идешь? — он хмыкает, резко сворачивая на лесную тропу. — Ты всегда ведешь себя так безрассудно?
Эм… судя по тому, что я прямо сейчас иду с незнакомцем в лес, безрассудно — это очень мягко сказано.
— Нет, я просто пришла за компанию, — отвечаю я немного растерянно. — Куда мы идем?
— Не отвечай вопросом на вопрос. Это не так работает, куколка. Сначала ответь на мой.
Я немного выхожу из себя и впиваюсь в его руку ногтями.
— Я понятия не имею, кто ты и кто твой дружок. Просто моя подруга говорила, что эту вечеринку устраивают избалованные мажоры, — выплевываю ему в спину, пока он ведет меня по узкой витиеватой тропинке.
Но внезапно он останавливается и поворачивается ко мне, позволяя увидеть веселый блеск в его глазах.
— Избалованные, значит?
Киваю неуверенно, сбитая с толку сменой его настроения. А потом он начинает смеяться. Звук глубокий и гортанный, и он плохо влияет на уровень эстрогена в моей крови. Никогда прежде я не зависела так от чьего-то смеха. Может быть, потому что в моей жизни не так много людей, которые балуют меня этим звуком? Не знаю. Но прямо сейчас мне хочется слушать его как можно дольше. Подождите… у меня что, стокгольмский синдром?
— Что смешного? — огрызаюсь я, в первую очередь злясь на себя.
— Это самое безобидное, что когда-либо говорили о нас, — незнакомец проводит языком по ровному ряду белых зубов, искривляя губы в коварной ухмылке. — Что еще тебе рассказывала подружка?
— Ну… больше ничего интересно.
Он прищуривается, подтягивая меня ближе к себе и вынуждая каждую мышцу в моем теле прийти в напряжение.
— Неужели?
Я упираюсь одной ладонью в его грудь.
— Слушай, давай вернемся к тому, что происходит… между нами. Ты ведь не думаешь, что я всю ночь буду гулять с тобой?
— Нет. Я не планирую всю ночь гулять с тобой.
Я нервно улыбаюсь.
— А можно узнать, что ты планируешь?
1.5
—
Мое сердце сжимается. Боже, он же несерьезно?!
— Тебе не кажется, что все это… похоже на… похищение? — я стараюсь говорить ровным голосом, но тяжелое дыхание выдает мое волнение. — Может, ты не будешь усложнять себе жизнь и все-таки отпустишь меня? У тебя могут быть проблемы.
Но он полностью игнорирует угрозу в моих словах, снова дразня меня своих смехом. Звук такой теплый, что мне хочется его попробовать на вкус.
Мысль настолько дикая, что я тут же выкидываю ее из головы и пытаюсь вырвать свою руку из его хватки.
— А ты забавная.
Я пыхчу, шлепая его свободной рукой по татуированному запястью.
— А ты нет! Отпусти меня, тиранический мудак!
— Если я отпущу тебя, ты неправильно используешь свою свободу, куколка. Но будь ты честна со мной, я бы мог это сделать. Ведь на самом деле ты не хочешь, чтобы я тебя отпускал.
Моя кровь закипает, и я с трудом уговариваю себя не делать глупостей. Вместо этого я выплевываю:
— Надо же, какое самомнение! И с чего ты это решил?
— Некоторые жертвы устроены по-другому. Они делают вид, что не хотят быть пойманными. Но желают этого больше всего на свете, — произносит он низким расслабленным голосом, вкладывая в свои слова двоякий смысл.
И мне не нравится, как от этого повышается температура моего тела, несмотря на прохладу августовский ночи.
У меня первый раз такая реакция на парня.
— Мне кажется, у тебя мания величия, — отшучиваюсь я немного истерично.
— Я рад, что мы все выяснили, — он ухмыляется одним уголком губ и проводит большим пальцем по моим холодным костяшкам. — Идем, ты замерзла, — в его голосе нет и капли намека на заботу, точно так же как и в его прикосновении нет нежности, но тогда что это и почему я позволяю ему снова сбить меня с толку? — Какие-то проблемы?
Ты моя проблема!
Сжав челюсти, я тяжело дышу и смотрю на безумца, который, судя по всему, возомнил из себя Бога.
— Почему тебя волнует, замерзла я или нет? Обычно похитителям все равно.
Его мрачные серые глаза вспыхивают весельем.
— Не то чтобы меня это волнует. Просто я не хочу трахаться под клацанье зубов.
Я морщусь.
— Обязательно быть таким грубым?
Незнакомец снова притягивает меня к себе, но на этот раз его вторая рука ложится тяжестью мне на поясницу и буквально вдавливает меня в свое твердое тело.
— А ты хочешь, чтобы я был нежен с тобой?
Я смотрю на него снизу вверх, ловлю его мятное дыхание губами и все больше и больше чувствую себя в ловушке. Мое сердце так сильно бьется, что он может слышать его метания в груди. Как бы мне ни хотелось противостоять его чарам, этот подонок определенно точно знает, во что играет. А вот я оказалась слишком слабой.