Жестокие игры в любовь
Шрифт:
Вообще, когда Колесников что-нибудь говорил, а он в основном бросал шутливые фразы о том о сём, ей было смешно и легко, но когда он молчал – сразу возникало напряжение. И он тоже наверняка это чувствовал. Однако чем ближе они подходили к её дому, тем дольше становились паузы и тем острее ощущалась неловкость.
Что удивительно, он тоже держался далеко не так уверенно, как обычно. Даже когда изредка шутил, по тону, по голосу чувствовалось, будто он превозмогает какое-то внутреннее стеснение. Это
Сама же Мика и вовсе заговорить больше не решалась, да и не знала, о чём, ничего умного в голову не приходило.
В этот раз Колесников не стал спрашивать, а зашёл в подъезд вместе с ней, проводил до самой квартиры. И не ушёл сразу, остановился, привалившись плечом к стене возле её двери.
Вот теперь точно надо что-то сказать, подумала Мика, теребя пуговицу у пальто. Только вот что? И зачем он так смотрит? Будто сам чего-то ждёт от неё.
– Спасибо, что проводил, – вымолвила Мика первое, что пришло на ум.
– Ну как тут не проводить, – хмыкнул он, – когда к тебе так и норовят пристать всякие.
– Да… сейчас это смешно, а тогда было очень жутко. Я страшно испугалась…
– Понимаю. Я и сам за тебя перепугался, – почти шептал он, наклонившись к ней ближе, отчего у Мики затылок взялся мурашками. Опустил взгляд на губы, но… поцеловать так и не решился почему-то… Затем и вовсе отстранился от неё, припал спиной к стене и затылком.
Вот бы знать, о чём он сейчас думает!
Но он почти сразу сбросил с себя эту серьёзную задумчивость, скосил на неё глаза и уже шутливо, с улыбкой сказал:
– Непросто живётся нам, красивым людям, да?
Мика усмехнулась – ох уж эти его шуточки!
– Думаю, тебе-то грех жаловаться. Непохоже, чтобы ты сильно мучился от женского внимания. По-моему, тебе это только в радость.
Он коротко засмеялся, но тут же возразил:
– Откуда ты знаешь, что мне в радость?
– Ну… просто вижу.
– Иногда всё не так, как кажется.
– Да ладно. Хочешь сказать, ты недоволен, что нравишься девочкам?
Он пожал плечами, мол, всё равно, но при этом улыбался. Ну конечно, он кривил душой! Все же парни этого добиваются.
– Всяко бывает. Вот помню, ходили мы в позапрошлом году на день рождения Оксаны Громовой. Выпили мы там и… – Он замолк, видимо, вспомнил, но рассказывать не захотел, только с усмешкой качнул головой. – Короче, я там еле ноги унёс.
Тут замок щёлкнул, и в подъезд выглянула бабушка. Стрельнув сердито взглядом в Колесникова, она многозначительно посмотрела на Мику и кивком указала на квартиру, мол, давай уже домой.
– Сейчас, ба, иду.
Бабушка, поджав губы, ушла, но Мика понимала – недалеко и ненадолго.
– Ну… пока, – с чуть грустной улыбкой сказала она. Не хотелось уходить…
Колесников
Он обвёл взглядом её лицо, приоткрыл губы, но в этот самый миг на первом этаже кто-то тоже вышел на площадку, и почти одновременно с этим хлопнула подъездная дверь.
– Здрасьте, – донёсся снизу голос Лёши Ивлева.
– Здравствуй, здравствуй, Алёшенька, – кряхтя, поздоровалась соседка. – Как жизнь молодая?
– Да так, потихоньку, – ответил ей Лёша.
– Это у нас, у стариков, потихоньку, а у вас, у молодёжи, должна бурлить, – соседка засмеялась и тут же закашлялась.
Колесников отвлёкся на шум, посмотрел на лестницу. В его взгляде на мгновение промелькнула досада, но почти сразу глаза полыхнули каким-то шальным азартом. Он наклонился к ней совсем близко так, что она почувствовала кожей его тёплое дыхание.
– Слушай, а давай с тобой куда-нибудь сходим? Ну, там в кино, в кафе или просто погуляем? Обещаю, вести себя прилично.
Мика тихо засмеялась.
– Значит, договорились?
– А когда?
– Завтра у нас суббота? Завтра сразу после школы я отцу в гараже помогаю, обещал уже пойти с ним… Провозимся, скорее всего, допоздна. В воскресенье давай? В парке, который рядом со школой, возле памятника Ленину. В пять нормально?
Он снова оглянулся на лестницу, по которой должен был вот-вот подняться Лёша.
– В общем, договорились: в воскресенье, в пять, у памятника, – торопливо зашептал он, пока ещё не показался Ивлев.
Затем отступил на шаг и уже неотрывно следил за Лёшей. Тот тоже, увидев их, не сводил с него тяжёлого взгляда. Мика чувствовала, что между ними двумя что-то происходит, какая-то неявная враждебность. Поссорились, может? Из-за матча? Ведь ещё утром в школе они вполне себе ладили.
Лёша остановился на площадке рядом с ними. Мрачный, угрюмый. Брови сведены так, что на переносице пролегла поперечная складка. Всё-таки они, наверное, проиграли, подумала Мика.
– А ты чего здесь? – спросил он его хмуро.
Колесников тоже смотрел на Лёшу и молчал, приподняв уголок рта. И явно не потому, что его впечатлил суровый вид Ивлева. Его молчание казалось каким-то дразнящим, провокационным или даже насмешливым. Он словно призывал его: ну, давай, покажи, как страшно ты умеешь гневаться, а я понаблюдаю.
Мика чувствовала, как сгущается обстановка, и это ей не нравилось. Это даже страшило.
– Женя вот меня проводил после матча, – сказала она, пытаясь перетянуть на себя внимание Лёши.