Жестокие игры
Шрифт:
— Бахметов предполагает, что за ним стоит подполковник Кольцов. Тем самым он, якобы. хотел укрепить власть надо мной. Несколько странно звучит, но эта версия заслучивает внимания.
— И вы этому верите.
Татиев раздраженно передернул плечами. Неприязненно глянул на меня.
— Мне кажется, что вы забываетесь, Игорь Сергеевич! Ведете себя как, простите, мент.
— Извините, Руслан Мансурович. Но мое поведение продиктовано обстоятельствами. Вы пробовали связаться с Павлом Ивановичем?
— Бахметов утверждает, что он исчез.
— А
Татиев даже растерялся от этих слов. Но тут же справился с волнением. Глаза оживились. стали заинтересованными.
— И вы сможете это доказать?
— Это и доказывать не нужно — стоит только послать своих людей к Бахметову. Я хочу доказать иное, то, что за покушение на вас организовал никто иной, как сам Бахметов. А сейчас пытается свалить вину с больной головы на здоровую.
— И как же вы это докажите?
— Предлагаю прослушать одну магнитофонную запись.
— Что ж, давайте. Интересно, что у вас там.
Я достал магнитофон. Настроил. В целях экономии времени решил дать Татиеву прослушать последнюю запись. Протянул ему наушники.
— Что это? — спросил он, беря их.
— Наушники. Вставьте их в уши. Иначе ничего не услышите.
Когда Татиев выполнил мою просьбу, я нажал на кнопку воспроизведения записи. Все время, пока он слушал, на его лице не дрогнул ни один мускул. Я подивился его выдержки и самообладанию. Наконец, он снял наушники. Спокойно спросил:
— Кто это?
— Правая рука Бахметова — Реваз Салигеев.
— Да. Это его голос, — кивнул Татиев.
— Как видите, если бы не Павел Иванович, то Бахметов бы исполнил задуманное.
Татиев указал на магнитофон. Спросил:
— Как вам это удалось?
— После покушения у Кольцова возникла версия, что исполнителем вашего убийства должен был быть русский и обратился ко мне с просьбой помочь его найти...
— А почему именно к вам? — перебил меня Татиев. — Вы раньше были знакомы?
— Нет. Но я однажды просил его оказать воздействие на вас и Бахметова по отмене казни.
— Значит тот негодяй обязан вам жизнью?
— Лишь отчасти.
— Хорошо. Продолжайте.
— Я сказал Кольцову, что это может быть Первенцев.
— Отчего?
— С полгода назад он здесь убил одного чеченца. Убийство было очевидным. Об их вражде знали многие. Но Бахметов закрыл на это глаза. Более того, — приблизил к себе Первенцева. Вот я и подумал, что лучшей кандидатуры, чем Первенцев, трудно придумать.
— Согласен. Очень логично. Продолжайте.
— Кольцов попросил меня доставить Первенцева к нему. Что мы с моим помощником Задорожным и сделали. В разговоре с Кольцовым Первенцев был вынужден во всем признаться. После чего Павел Иванович пошел к Бахметову. Остальное вы знаете.
— Все это более или менее ясно. Не ясно лишь одно обстоятельство — почему Павел Иванович сразу не сообщил обо все мне, а пошел к Бахметову?
Это был самый трудный вопрос. но я к нему был готов.
— Он хотел
— Глупо, — пожал плечами Татиев. — Весьма глупо. Подобного я от подполковника не ожидал.
— Здесь, — я указал на магнитофон, — есть ещё запись разговора с Первенцевым. Но, я думаю, пора действовать, Руслан Мансурович.
— Да, вы правы. Серик, — громко позвал Татиев.
На пороге выросла фигура телохранителя.
— Слушаю, Руслан Мансурович.
— Собери всех парней, немедленно отправляйтесь в штаб и арестуйте Бахметова.
— Кого?! — Глаза батиева округлились от удивления.
— Я что, неясно сказал? — раздраженно проговорил Татиев. — Бехметова. Если кто попытается оказать сопротивление — не церемонтесь. Понятно?
— Так точно, — по военному ответил Серик. — Разрешите выполнять?
— Выполняйте. Я подъеду чуть позже.
Телохранитель вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Татиев взглянул на меня и впервые улыбнулся.
— Спасибо за оказанную помощь, Игорь Сергеевич. Надеюсь, что скоро обо всем мы услышим из первых, так сказать, уст.
Глава восьмая. Беспокойные мысли.
Виктор Ильич Сосновский жил последнее время ожиданиями. Было такое ощущение, что вот-вот что-то. Ага. И даже непонятно — радостное для него, или совсем даже того... Совсем наоборот. Ночами даже стал, ага... Плохо стал спать, что раньше никогда, ни того. Измучился. Трудно держать все эти в одних руках, все нити. Столько задействовано людей, средств. Попробуй все вот так вот. Кого там. Одни бездари кругом. Ни кому ничего нельзя. Испортят только. Сколько можно. Почему он за всех, а они на готовенькое. И главное — ни за что. За все он. Давно бы плюнул и уехал из этой дурацкой. Нельзя. Придут к власти эти. Эти и оттуда достанут. Да и хотели уже. Едва успел... Принять меры успел. Прокурора того и все такое. Но нет душе... покоя, ага. Чувствовал — продолжают копать. Все сужается вокруг... Раньше Кавказ выручал. Сейчас и на него ни того. Большую волю взяли. Вон Татиев, янычар этот, за грудки, дурак. Но ничего. Это ничего. Он ещё пожалеет. Но почему молчит Бахметов? Договорились же. Ни на кого нельзя того...
Сосновский встал с кровати, накинул на плечи халат.
— Виктор Ильич, куда же вы? — раздался сонный голос жены. — Рано еще.
— Пойду малость ага. Что-то ни того... не спится.
— Что-нибудь случилось?
— Ну что ты... Зачем. Ты спи, Ира. Спи.
Жена поначалу называла его Витей. Потом — Виктором. Сейчас — Виктором Ильичем и на вы. Уважает. Живут они вроде ничего, но пресно как-то... И детей ни того... И вообще... В смысле секса. Куда только не обращался. Одних денег сколько. Как в воду. Бестолку. Ничего не умеют. Ни здесь, ни там. Болтают только. Трепачи!. Может быть ту гейшу из Японии того... выписать? Она и мертвого ага. От одного только воспоминания о ней того. Чем этим дармоедам. Лучше ей.