ЖЕСТОКИЕ РОМАНТИКИ ПРОТИВ КРОВАВЫХ ГЕГЕМОНОВ. Том 7.

Ключник Роман

Словесные уступки Сталина нисколько не успокаивали Ленина, наоборот, обостряли его подозрительность. «Сталин пойдет на гнилой компромисс, — предостерегал меня Ленин через своих секретарей, — а потом обманет».

Понятно, что в 1932 году Бронштейн-Троцкий, употребляя относительно картавого Ленина-Бланка фантастическое выражение — «великоросс Ленин», пытался в противопоставлении Ленина Сталину сыграть на национальных чувствах русского народа. И «великоросс» Ленин-Бланк в наблюдаемый нами период — в конце декабря 1922 года подтверждал объяснения Троцкого:

«При таких условиях очень естественно, что «свобода выхода из союза», которой мы

оправдываем себя, окажется пустой бумажкой, неспособной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ», — гневно переживал Ленин. Как видим, досталось от ярого русофоба Ленина и русским и Сталину за его державные взгляды, это в его адрес обильно полетели обвинения: «истинно русский человек», «великоросс-шовинист», «подлец», «насильник», «типичный русский бюрократ».

Чтобы не было сомнений — кого это касается, и в кого полетели обвинения, Ленин решил уточнить и сделать «контрольный» облив ещё более грязными обвинениями: «Тот грузин, который пренебрежительно относится к этой стороне дела, пренебрежительно швыряется обвинением в «социал-национализме» (тогда как он сам является настоящим и истинным не только «социал-националом», но и грубым великорусским держимордой), тот грузин, в сущности, нарушает интересы пролетарской классовой солидарности, потому что ничто так не задерживает развития и упроченности пролетарской классовой солидарности, как национальная несправедливость, и ни к чему так не чутки «обиженные» националы, как к чувству равенства и к нарушению этого равенства, хотя бы даже по небрежности, хотя бы даже в виде шутки, к нарушению этого равенства своими товарищами пролетариями. Вот почему в данном случае лучше пересолить в сторону уступчивости и мягкости к национальным меньшинствам, чем недосолить».

Жестоко бросая в Сталина — «грубый великорусский держиморда», Владимир Ильич Бланк-Ленин блеснул эрудицией, показал, что читал рассказ Чехова «Унтер Пришибеев», он явно желал публично оскорбить, унизить, «опустить» авторитет Сталина.

Кстати, это письмо Ленина Крупская придержала как козырную карту против Сталина и использовала против него на 12 съезде партии (17-25 апреля 1923 года), в сталинский период оно держалось в секрете, и было опубликовано после смерти Сталина в 1956 году.

Русофоб Ленин опасался, что в будущем в какой-то момент в какой-то форме станет поднимать голову покоренный русский народ или его отдельные представители, и решил перестраховаться, пресечь и с этой стороны, начав с теоретического объяснения: «Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетенной, национализм большой нации и национализм нации маленькой», и закончил конкретной рекомендацией: «Интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации... должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически».

Эту ленинскую идею превентивного неравенства и унижения русского народа по отношению к другим народам вскоре на апрельском 12 съезде партии попытался развить ещё один демократ и мерзавец-ленинец Н. Бухарин: «Мы в качестве бывшей великодержавной нации должны поставить себя в неравное положение». Сталин прокомментировал и погасил эту идею: «Создать из этого новую теорию о том, что надо поставить великорусский

пролетариат в положение неравноправного в отношении бывших угнетенных наций, — это значит сказать несообразность».

Известный еврейский историк И. Дейчер верно отметил: «Нельзя игнорировать тот факт, что сталинский идеал... это не господство человека над человеком, расы над расой, но их равенство. Даже диктатура пролетариата рассматривается как простой переход к бесклассовому обществу; сообщество свободных и равных людей, а не диктатура осталось источником вдохновения».

Несмотря на защиту в этом случае Сталиным интересов и достоинства русского народа, стоит отметить немаловажную мысль, что после того, как Ленин обозвал Сталина «истинно русский человек», «типичный русский бюрократ», «великоросс-шовинист» и «великорусским держимордой», то многие граждане и даже некоторые исследователи истории в 20-м веке и в наши времена стали считать Сталина — «русским» и даже — «русским националистом», что в корне неверно, ибо, повторюсь, — добросовестные исследователи Сталина знают, что Сталин присоединился к террористам, к революции — как бунтующий грузинский националист, а вышеприведенные высказывания Ленина в адрес Сталина были всего лишь страшными ругательствами Ленина, позорными ярлыками, которые Ленин пытался повесить на Сталина.

Не буду даже обсуждать — считал Сталин себя грузином, осетином, аланом или потомком полуполяка Пржевальского, но с полной уверенностью после детального изучения Сталина в периода до 1917 года утверждаю — русским он себя точно не считал и не осознавал, а включение его в революцию — это был его протест против господствующей над его Родиной Российской империей с ее господствующим русским народом, — и это несмотря на его марксистскую солидарность с русским пролетариатом и русскими террористами-революционерами, и это было желание изменить существующую ситуацию. И к 1923 году Сталин точно не изменился и не стал русским. И читатель в этом убедится по многочисленным высказываниям Сталина, которые будут цитироваться в следующей главе.

В этой теме есть ещё другой аспект, — некоторые граждане и исследователи истории считают Сталина русским по духу, — потому что он был государственником, собирателем былой Российской империи в виде СССР, но не всех государственников на нашей планете следует называть — «русскими». В этом ракурсе следует на будущее крепко запомнить — Сталин был представителем нацменьшинства и довольно странным марксистом-государственником (ибо в этом определении каждая часть полностью исключает другую), точнее: марксистом-романтиком-созидателем, который с определенного момента истории стал симпатизировать русскому народу и сильно его уважать. В обоих рассмотренных случаях многие фанатичные русские сталинисты прибегают к упрощенной удобной трактовке, и желаемое выдают за действительность.

В начале марта 1923 года Ленин после очередного тяжелого периода, придя в сознание и осознавая своё тягостное положение, решил наблюдение за «архиважным вопросом» передать своему духовному брату Л. Бронштейну, которого просил «взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии», и в своей последней записке, адресованной грузинским оппозиционерам П. Мдивани, Ф. Махарадзе и др. Ленин выражал к ним симпатию и писал: «Уважаемые товарищи! Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь. С уважением. Ленин. 6 марта 1923 г.» (ПСС, т. 54, с. 330).