ЖЕСТОКИЕ РОМАНТИКИ ПРОТИВ КРОВАВЫХ ГЕГЕМОНОВ. Том 7.

Ключник Роман

С наилучшим товарищеским приветом. Ленин. 5 марта 23 г.»

В тот же день он впервые открыто солидаризуется с непримиримыми грузинскими противниками Сталина, извещая их особой запиской о том, что он «всей душой» следит за их делом и готовит для них документы против Сталина-Орджоникидзе-Дзержинского».

Это Ленин готовился добить Сталина на 12 съезде РКП(б), который проходил в апреле 1923 года, но уже не смог, потому что 7 марта у Ленина случился третий инсульт, и вместо него на съезде нанесла удар его жена — Н. Крупская. Подытоживая политическую жизнь Ленина-Бланка, историк Н. Кузьмин отметил: «Создатель партии большевиков закончил свою жизнь откровеннейшим троцкистом». Это совершенно верно, и выше в двух главах мы в этом убедились.

Но не все исследователи истории это понимают, некоторые фанатичные сталинисты, а в первую очередь —

фанатичные ленинцы упорно «не видят» вышеизложенные факты, — «духовную» любовь Ленина к Бронштейну-Троцкому и глубокий конфликт между Сталиным и Лениным, и пытаются лживо говорить о симпатии Ленина к Сталину, например, сталинист Константин Романенко в своей книге написал следующую выдумку:

«Странно, но даже за десятилетия историки так и не поняли, а точнее, не хотели понять скрытой логики ленинского «Завещания». Ленин убежденно желал, чтобы после его смерти преемником остался именно Сталин. Но он передавал не монархическую власть, и у него не было уверенности, что его воля будет выполнена. Поэтому Ленин сделал остроумный и, как показали дальнейшие события, беспроигрышный ход». И Романенко утверждает, что конкурентам Сталина Ленин дал убийственные характеристики, не позволяющие выиграть гонку, а Сталина якобы обвинил всего лишь в грубости, после чего Романенко делает вывод: «И расчеты Ленина оправдались — Сталин остался на посту руководителя партии».

Вернемся к событиям весны 1923 года. Ещё до апрельского съезда Сталину пришлось преодолеть серьёзное испытание, — несмотря на недоброжелательное и даже отвратительное отношение к Сталину, Крупская 17 марта 1923 года вдруг обратилась к Сталину с секретной просьбой принести Ленину смертельный яд. Казалось бы, по всей логике отношений Крупской проще было обратиться с этой просьбой к Бронштейну или к своим любимчикам — Розенфельду-Каменеву или Апфельбауму- Зиновьеву.

При этом стоит заметить, что в «Журнале дежурных врачей» 17 марта не было отмечено никаких просьб Ленина о яде. Ленин в этот день вообще говорить не мог. То есть — Ленин не просил дать ему яд, не собирался покончить жизнь самоубийством. То есть, идея с ядом исходила от Крупской. Можно понять, что Крупская хотела умертвить Ленина из гуманных соображений — чтобы прекратить его муки, но то что она обратилась за ядом к Сталину, который до этого случая уже несколько раз отказывал Ленину в этой просьбе, — это уже было похоже на попутную провокацию-«подставу» со стороны Крупской.

Сталин, почувствовав неладное, перестраховался — озвучил эту секретную просьбу Крупской в узком кругу и 21 марта официально написал записку членам Политбюро: «В субботу 17 марта т. Ульянова (Н.К.) сообщила мне в порядке архиконспиративном «просьбу Вл. Ильича Сталину» о том, чтобы я, Сталин, взял на себя обязанность достать и передать Вл. Ильичу порцию цианистого калия». Политбюро по этому поводу собралось и одобрило действия Сталина. Если бы Сталин принес смертельный яд, то можно представить, как пострадал бы авторитет Сталина, если бы после смерти Ленина все узнали, что это Сталин принес яд и отравил вождя. И никакими объяснениями, что это была просьба Крупской, Сталин бы не отмылся. Но Сталин поступил осторожно, мудро.

17-25 апреля 1923 года прошел 12 съезд партии, на котором Крупская неожиданно предъявила письмо Ленина с заметками по национальному вопросу, в котором Ленин высыпал на Сталина ворох обвинений-оскорблений: «истинно русский человек», «великоросс-шовинист», «подлец», «насильник», «типичный русский бюрократ», «национал-социалист» и «грубый великорусский держиморда».

В ответ на это Сталин быстро «перестроился» и в своём докладе 23 апреля 1923 года попытался перехватить инициативу в этом вопросе, сделав свою аналогичную «накладку» — сам говоря об этом же, но не о себе, а о других: «Национальный вопрос имеет для нас значение и с точки зрения внутреннего положения, не только потому, что в численном отношении бывшая державная нация представляет около 75 миллионов. Но прежде всего потому, что за эти два года мы ввели так называемый нэп, а в связи с этим национализм великорусский стал нарастать, усиливаться. Таким образом, в связи с нэпом во внутренней нашей жизни нарождается такая новая сила — великорусский шовинизм, гнездящийся в наших учреждениях, проникающий не только в советские, но и в партийные учреждения».

В этом докладе Сталин также часто говорил о «крестьянстве ранее угнетенных национальностей». Вот ещё характерное высказывание Сталина из этого доклада на 12 съезде: «Только тогда

и только поскольку Советская власть, до последнего времени являющаяся властью русской, станет властью не только русской, но и межнациональной».

Или ещё — Сталин: «Основная опасность, отсюда проистекающая, состоит в том, что в связи с нэпом у нас растет не по дням, а по часам великодержавный шовинизм, старающийся стереть всё нерусское, собрать все нити управления вокруг русского начала и придавить нерусское».

В общем, можно отметить, что нацмен Сталин на этом съезде попытался убедительно доказать, что он точно не является «истинно русским человеком» и тем более — «великороссом», и от ленинской грязи отмылся тем, что заделался таким же метателем такой же грязи. Его противники такой изворотливости, такого «хода» точно не ожидали, не были к нему готовы, — и оказались обезоружены и растеряны, и опять проиграли.

Кроме того, реакция делегатов съезда на письмо Ленина получилась во многом обратной — многие делегаты ранимо удивились русофобии Ленина, — он ли это писал? Не слишком ли сказалась на его уме болезнь? Или можно перефразировать известную истину(?): что у здорового на уме, то у больного на языке. У русских национальный, вернее — «интернациональный» вопрос уже накопился до сильного раздражения. И в этой ситуации обвинения Сталина в русском национализме из обвинения превратилось в похвалу, в тихое — «молодец» депутатов, поэтому Сталин зря так усердно старался доказать обратное. Говорил Сталин в этом докладе и о местном национальном шовинизме.

«В сеньорен-конвенте XII съезда он (Сталин) решился уже говорить в свойственном ему стиле о письме Ленина как о документе больного человека, находящегося под влиянием «бабья» (т.е. Крупской и двух секретарш). И под предлогом необходимости выяснить действительную волю Ленина решено было письмо сохранить под спудом», — объяснял провал атаки на Сталина Троцкий.

На этом съезде Сталин счел необходимым ещё раз подчеркнуть своё отношение к ленинскому «праву самоопределения»: «Бывают случаи, когда право на самоопределение вступает в противоречие с другим, высшим правом, — правом рабочего класса, пришедшего к власти, на укрепление своей власти. В таких случаях, — это нужно сказать прямо, — право на самоопределение не может и не должно служить преградой делу осуществления права рабочего класса (считай коммунистической партии. — Р.К.) на свою диктатуру. Первое должно отступить перед вторым. Так обстояло дело, например, в 1920 году, когда мы вынуждены были, в интересах обороны власти рабочего класса, пойти на Варшаву».

Здесь, конечно, Сталин наворотил оригинально: в интересах обороны напасть на Польшу — чтобы затем в интересах обороны напасть на Германию и т.д. Так «обороняясь» можно зайти далеко. Это, кстати, говорит об уровне грамотности и разумности делегатов съезда, — если Сталин, рассчитывая на этот низкий уровень, мог сказать подобное.

Без улыбки трудно прочитать ещё одно высказывание Сталина по этой теме на съезде: «Многие ссылались на записки и статьи Владимира Ильича. Я не хотел бы цитировать учителя моего, тов. Ленина, так как его здесь нет. Тем не менее, я вынужден одно место аксиоматическое, не вызывающее никаких недоразумений, процитировать, чтобы у товарищей не было сомнений насчет удельного веса национального вопроса. Разбирая письмо Маркса по национальному вопросу в статье о самоопределении, тов. Ленин делает такой вывод:

«По сравнению с «рабочим вопросом» подчиненное значение национального вопроса не подлежит сомнению для Маркса». Тут всего две точки, но они решают всё. Вот это надо зарубить себе на носу некоторым не по разуму усердным товарищам».

Вот так полетел увесистый булыжник в полюбившегося Ленину Мдивани и ему подобным, при живом молчаливом Ленине. Остается отметить, что умник-Сталин постарался — в этом случае «домашняя заготовка» получилась мощной.

Заканчивая рассматривать конфликт Сталина с Лениным по национально-государственному вопросу, можно отметить, что Сталин ещё долго не успокаивался и возвращался к этой истории, например, через два года после смерти Ленина — в декабре 1926 года Сталин говорил: «тов. Ленин перед 12 съездом нашей партии упрекал меня в том, что я веду слишком строгую организационную политику в отношении грузинских полунационалистов, полукоммунистов типа Мдивани, что я преследую их. Однако последующие факты показали, что так называемые «уклонисты», лица типа Мдивани, заслуживали на самом деле более строгого отношения к себе, чем это я делал, как один из секретарей ЦК нашей партии».