Жестокие романтики против Кровавых гегемонов
Шрифт:
А Ворошилов, Фрунзе, Орджоникидзе, Рыков, Бубнов, Дзержинский, Молотов и многие другие совсем неглупые неевреи, и даже использованный «в темную» В. Чапаев и ему подобные, сражались в подполье, в революции и в тяжелой Гражданской войне не ради «мировой революции» – то есть не ради гегемонии-владычества евреев над всеми народами, над планетой. Они устали от сражений, суровых полевых неудобств, смертельного риска и страха, в том числе перед ужасным непредсказуемым Бронштейном-Троцким с его бронепоездом смерти, устали от боли за свой разорванный и уничтоженный в большом количестве народ и лежащую в полной разрухе свою Родину и ожидали, что Ленин-Бланк с Бронштейном-Троцким
Но Центрожид этого не делал, а в 1920-ом году сразу бросил тысячи русских красноармейцев на Польшу, легко швырнул тысячи русских жизней под пули и снаряды ради мировой революции и своей гегемонии. Они были в восторге от этого? – Конечно нет. Они были довольны Лениным и Бронштейном? Конечно нет. Они хотели совсем другого. Они недовольно и раздраженно роптали в своём внутреннем диалоге и среди своих единомышленников. Для открытого возмущения и противостояния засилью приезжих комиссаров у них не хватало ни ума, чтобы правильно организоваться, ни силы духа и воли, в общем, – им не хватало умного и сильного организующего человека: «им вождя не доставало».
После провального похода на Польшу Гражданская война в России неожиданно продолжилась в 1921 году, когда восстали матросы Кронштадта и крестьяне 40 губерний. После этих событий наступил мирный период, в который опять напряженно зазвучал вопрос: «Что делать дальше?». Ленин и Бронштейн стали грабить церковные ценности и пересылать их в Германию, Польшу и Румынию… – опять стали готовиться к продолжению мировой революции. Посланец Троцкого – еврейский террорист Макс Гольдштейн (1897-1925 гг.) со своими единомышленниками поехал зажигать мировую революцию в Румынии, то есть – захватывать Румынию, и для начала он взорвал румынский Сенат. Но самонадеянный Гольдштейн так и не стал очередным героем еврейского народа – не смог одурманить румынских пролетариев и крестьян и поднять их против своей национальной власти, был арестован и приговорён в 1922 году как опасный террорист к пожизненному заключению.
Наблюдавший за всем этим Сталин не собирался дальше помогать реализовывать чьи-то глобальные планы и цели, тем более, что возникшие в 1922 году обстоятельства способствовали успешному началу его необъявленной оппозиционной деятельности.
К 1922 году Сталин был в расцвете сил – ему было 44 года, это была мощная зрелая личность, опытный боец, который и по Европе попутешествовал: бывал в Стокгольме, Кракове, блестящей Вене, после чего несколько лет в ссылках задумчиво бродил по тайге и неспешно разговаривал о вечном с местными шаманами; и в Гражданскую войну, не будучи военным, он был палочкой-выручалочкой – с помощью своей холодной логики, смекалки и организаторских способностей очень эффективно затыкал дыры на фронтах и промахи в руководстве Красной армией: под Царицыном, под Пермью и в Петрограде.
Опьяненные победой и властью над огромной империей Ленин, Бронштейн и прочие Розенфельды и Апфельбаумы не сразу поняли, что их самый надежный соратник Сталин решил начать «гнуть свою линию», начал свою большую игру, ибо чтобы реализовать свои давние цели и мечты, ему необходимо было захватить власть у торжествующих гегемонов. Первыми его оппозиционную линию – «наперекор течению» заметили его потенциальные единомышленники и стали быстро сплачиваться вокруг него, как вокруг возникшей точки кристаллизации, и этот оппозиционный
«В условиях острой борьбы вокруг Сталина всё больше сколачивалась активная группа – Дзержинский, Куйбышев, Фрунзе и другие… Мы называли себя „большевиками“ – против Троцкого. Он зна-а-ал, чуял, конечно, сговор. Он со своими компаньонами, а мы со своими».
Но стали собираться вокруг Троцкого его единомышленники-гегемоны против возникшей оппозиции с опозданием, уже во второй половине 1923 года, уже после конфликта Сталина с Лениным по национальному вопросу, вернее, по вопросу государственности.
Заканчивая эту главу, хочу обратить внимание читателей на переломную, начальную точку этого периода, на волевой момент принятия решения. Если бы в ситуации, когда многие поняли, что Ленин находится в безнадежно больном состоянии, и возник вопрос преемственности власти после смерти Ленина, и Сталин сказал бы кому-то из своих соратников, что думает перехватить власть в СССР у Троцкого и его соплеменников, то его собеседник, скорее всего, повертел бы пальцем у виска и сказал бы: «Иосиф, ты осознаешь – что ты сказал, что за бред ты несешь, понятно – что это невозможно и крайне опасно».
Вообразите, представьте себе следующую условную сцену: в 1922 году вечером в комнате за круглым столом под абажуром сидят: Молотов, Орджоникидзе, Куйбышев, Фрунзе, Ворошилов, Дзержинский и Сталин. И задумчивый Сталин, выпустив клуб дыма, прищурясь, говорит: «Так дальше продолжаться не может. Столько лет крови, разрухи и грабежа… А они хотят это продолжать дальше и ничего строить не собираются. Хватит, этому надо положить конец. Надо повернуть в другую сторону, – надо строить новую страну и формировать новое общество, для этого мы все и сражались».
Например, Орджоникидзе эмоционально спрашивает: «Иосиф, но как это сделать?» И этот вопрос звучит почти риторически: «Я не вижу возможностей и шансов что-то изменить и как-то это все перевернуть». Сталин хладнокровно отвечает: «Только одним путем – через захват власти». Многие за столом съёжились и оглянулись – закрыты ли двери и окна… Они вдруг осознали себя заговорщиками… Повисла многозначительная тревожная тишина, пауза. После которой, например, Вячеслав Молотов, глядя в глаза Сталину говорит: «Ты понимаешь – что сказал, что ты задумал? Ты понимаешь – что хочешь пойти против самого Центрожида, против вождей – против Ленина и Троцкого, против всего еврейства? Ты ведь задумал очередную революцию? Ты думаешь, у тебя, у нас есть какие-то шансы их переиграть, их победить и отобрать у них власть? Ты всё просчитал? – Ведь может возникнуть Гражданская война другого вида, в результате которой третья сила – народ, безумно ненавидящий большевиков, сметет и их и нас…».
Опять зависла пауза, напряженная тишина, после которой Сталин говорит: «Я много над этим думал. У нас есть шансы. Мы их хорошо знаем, – они не умнее нас, а мы теперь не глупее их. Мы попытаемся использовать масонскую стратегию и тактику и перехватить власть мирным путем, избегая вооруженного столкновения и новой гражданской войны. И, надеюсь, если понадобится, то Феликс Эдмундович нас подстрахует, нам поможет, у него немалая сила. В крайнем случае, главная сила – армия пойдет за Ворошиловым, Буденным и Фрунзе, а не за Бронштейном и Эфроимом Склянским». Все посмотрели на Дзержинского, а затем на Ворошилова и Фрунзе, которые не выдавали колебаний и выглядели собранными и уверенными.