Жестокие слова
Шрифт:
— Я думаю, человек видит то, что хочет видеть. Вы видите то, чего нет.
— Ты хочешь сказать, то, что не очевидно.
— Нет, я хочу сказать, то, чего нет. Прийти к какому-то заключению — это еще не значит скакнуть на конец света, но вы собираетесь прыгнуть именно туда, и к чему это вас приведет? К концу этого долбаного света, сэр.
Бовуар кинул взгляд в окно, стараясь остыть. Хэвок взял их тарелки, и Бовуар, прежде чем продолжить, дождался, когда тот уйдет.
— Я знаю, вы любите историю, литературу, искусство, и хижина Отшельника, вероятно, могла показаться вам настоящим кондитерским магазином
— Ты закончил? — спросил Гамаш.
Бовуар расправил плечи и глубоко вздохнул:
— У меня еще найдется что сказать.
Гамаш улыбнулся:
— Я с тобой согласен, Жан Ги: убийца находится здесь. Кто-то из местных жителей знал Отшельника, и кто-то из них убил его. Ты прав. Когда удается отслоить всю шелуху, мотивы и в самом деле оказываются просты. Некто завладевает старинными вещами, которые стоят целое состояние. Может быть, он их украл. Он хочет спрятаться, а потому приходит в эту деревню, о которой никто не знает. Но даже этого недостаточно. Он делает еще один шаг и строит себе хижину в лесу. Может быть, он прячется от полиции? Не исключено. От чего-то или кого-то похуже? Я думаю — да. Но одному ему с этим не совладать. Если забыть обо всем остальном, ему требовались новости. Ему нужны были глаза и уши во внешнем мире. И потому он рекрутировал Оливье.
— Почему его?
— Рут сказала об этом сегодня.
— «Еще виски, задница»?
— Да, и это тоже. Но она сказала, что Оливье жадный. Так оно и есть. Таким же был и Отшельник. Возможно, в Оливье он увидел самого себя. Ту же жадность. То же желание владеть. И он знал, что у него есть рычаг влияния на Оливье. Он обещал ему все новые и более дорогие вещи. Но за прошедшие годы что-то случилось.
— Он рехнулся?
— Может быть. Или наоборот. Он был сумасшедшим, а потом выздоровел. Хижина, которую он себе выстроил, стала его домом, прибежищем. Ты это почувствовал. В жизни Отшельника было какое-то умиротворение, даже утешение. Он вел простой образ жизни. Кто из нас не жаждет этого в наше сумасшедшее время?
Принесли обед, и настроение Бовуара улучшилось, когда перед ним на столе появилась ароматная говядина по-бургундски. Он посмотрел на старшего инспектора, который улыбался, глядя на принесенный ему омар «термидор».
— За простую жизнь в лесу! — Бовуар поднял свой бокал с красным вином, шутливо предлагая выпить за это.
Гамаш чокнулся своим бокалом с белым вином с бокалом инспектора, потом подцепил на вилку сочный кусок омара. Он ел, вспоминая свои первые минуты в хижине Отшельника. И то мгновение, когда он понял, что перед ним — сокровища. Причем эти сокровища имели свое назначение, будь то практическое или духовное, как книги или скрипка.
Но была одна вещь. Одна вещь, у которой вроде бы не было назначения.
Гамаш медленно положил вилку и посмотрел
— Что такое?
Гамаш поднял палец, призывая к тишине. Затем он залез в нагрудный карман, вытащил авторучку и блокнот и быстро написал что-то, словно боялся, что мысль ускользнет от него. Бовуар напряг глаза, пытаясь прочесть, что там написал Гамаш. Удивился, когда разобрал.
В блокноте появилась строка с алфавитом.
Бовуар молча следил, как его шеф пишет строку ниже алфавита. Его глаза распахнулись от удивления. Он удивлялся собственной глупости. Как он мог не заметить столь очевидного?
Под строкой алфавита старший инспектор Гамаш написал слово ШЕСТНАДЦАТЬ.
— Номер над дверью хижины, — прошептал Бовуар, словно тоже боялся спугнуть эту важную улику.
— Какие там были буквы? — быстро спросил Гамаш.
Ему было невтерпеж получить результат.
Бовуар порылся в своем кармане и тоже вытащил блокнот.
— ИРБЬЯГГР под скульптурой с людьми на берегу. А на скульптуре с парусником — НЭШЬШ.
Он стал наблюдать за попыткой Гамаша расшифровать послание Отшельника.
А, Б, В, Г, Д, Е, Ё, Ж, З, И, Й, К, Л, М, Н, О, П, Р, С, Т, У, Ф, Х, Ц, Ч, Ш, Щ, Ъ, Ы, Ь, Э, Ю, Я
Ш, Е, С, Т, Н, А, Д, Ц, А, Т, Ь, А, Б, В, Г, Д, Е, Ё, Ж, З, И, Й, К, Л, М, Н, О, П, Р, С, Т, У, Ф
Гамаш читал буквы, находя их одну за другой. Получалась какая-то абракадабра.
— Что это значит? Имя? Может, чешское?
— Может, это анаграмма? — сказал Гамаш. — Нужно переставить буквы.
Несколько минут они переставляли буквы, не забывая и об обеде. Наконец Гамаш отложил ручку и покачал головой:
— А я уж подумал, что нашел.
— Может, и нашли, — сказал Бовуар, не желая так легко сдаваться.
Он тоже написал несколько букв, попробовал другие варианты. Переставил буквы — и все-таки вынужден был прийти к тому же выводу, что и его шеф.
Значит, ключевое слово было не «шестнадцать».
— И все же, — сказал Бовуар, макая кусочек французской булки с хрустящей корочкой в подливку, — не могу понять, почему там эти цифры.
— Может быть, какие-то вещи не имеют никакой цели, — сказал Гамаш. — Может быть, в этом и состоит их цель.
Но для Бовуара это было слишком уже сложно. Как и аргументация старшего инспектора по поводу островов Королевы Шарлотты. На самом деле Бовуар даже не считал это аргументацией. В лучшем случае это была интуиция старшего инспектора, в худшем — ошибочное предположение. Возможно даже, на это его навел сам убийца.
Единственное, что возникало перед мысленным взором Бовуара, когда он слышал об этих островах на другом конце страны, были густые леса, горы и бесконечные просторы серой воды. Но главным образом — туман.
И в этот туман собирался в одиночестве отправиться Арман Гамаш.
— Да, чуть не забыл. Мне это дала Рут Зардо. — Гамаш протянул Бовуару сложенный лист бумаги.
Бовуар развернул его и прочел вслух:
и за загривок нежно поднимет твою душу и осторожно в темень рая отнесет.