Жестокий наезд
Шрифт:
Хорошо, что я догадался как следует вытереть подошвы кроссовок об оба коврика. Теперь, несмотря на рельефность протектора, очевидных следов на лакированном паркете я не оставляю.
Спальная. Пусто. «Пусто» – применительно к живым организмам. Неодушевленных предметов здесь хватало с избытком. Массивный спальный гарнитур цвета «белее не бывает», такого же окраса шкаф и великолепные шторы с кистями. Кроме предметов для сна, здесь была еще тумба со стоящим на ней маленьким телевизором «SONY». Положительно, объект моего поиска не страдал дешевизной вкуса. Рядом с электронными часами-будильником лежали несколько пятидесятидолларовых купюр, а
Большая комната тоже пустовала. Весь живой мир покинул эту квартиру. Оценив кожаную мягкую мебель и «Panasonic» с большим экраном, я проверил ванную и отхожее место. Мои надежды не оправдались. Теряясь в догадках, я уже было направился к выходу, как мое внимание привлекла еще одна дверь. Створка, открывающая взгляду мир площадью в один квадратный метр. В таких обычно хранят ненужные вещи. Может, Антоша здесь что-нибудь припрятал? Что-то, что поможет мне воссоздать картину событий декабря прошлого года? Или хотя бы я найду его левую тапочку. Правая валялась посреди гостиной.
Я распахнул дверь.
Он сидел, упершись спиной и коленями в стенки этой камеры-одиночки, развернув ко мне глупое в своей смерти мертвенно-бледное лицо. Расслабленные губы, выпяченные, как в сладком сне, в сочетании с полураскрытыми глазами наводили на меня мистический ужас. Он сидел, положив голову на сведенные вместе колени, и его белая рубашка и джинсы были покрыты коркой недавно засохшей бурой крови. А вот и искомая правая тапка.
Если мне не изменяет мой опыт бывшего следователя прокуратуры, горло ему перерезали около восьми-десяти часов назад. Приблизительно в то время, когда мы с Зотовым уходили от джипа «Land Cruiser».
В мою душу заполз страх. Уже не до судейской мнительности и боязни, что меня увидят не там, где мне следует находиться, что меня застанут за делами, которыми я не должен заниматься ни при каких обстоятельствах! Два человека, имена которых записаны в моем ежедневнике, умирают в течение одних суток при весьма загадочных обстоятельствах, но при наличии одного неизменного условия. Рядом с трупами находится судья по фамилии Струге.
Прочь отсюда.
Уже рванувшись к выходу, я остановился и, преодолевая неприятное чувство, быстро обыскал карманы Изварина. Почти ничего. Этим «почти» был клочок бумаги с рядом цифр: «78-13-18».
– Семьдесят восемь-тринадцать-восемнадцать... – твердил я, запоминая. Осторожно вышел из квартиры и спустился к подъездной двери, осторожно выглянул наружу и выскользнул на улицу. Моя одежда слилась с сугробами, и обратить на меня внимание могла лишь старушка у соседнего подъезда, выгуливающая шпица. Да только что толку? В этой синеве расползающегося по району утра я сам себя не узнаю.
Зато я знаю вопрос, который сразу же задаст себе следователь прокуратуры, осмотрев остывший труп Изварина. Он почешет затылок, как когда-то я в молодости, ткнет пальцем в труп и обратится к судебному медику:
– Ты сможешь сейчас определить причину смерти?
– Ты что, спятил? – удивится тот.
– Нет, не спятил. – И следователь повернется к оперативникам. – Ребята, а ведь убили-то его не здесь. Не в нише. Крови в квартире нет, а той, что в нише, маловато для перерезанного горла. Она не брызгала в разные стороны, как из треснувшего пожарного шланга, а выливалась.
И медик поймет, что поторопился, насмехаясь над молодым, но умным следователем. Вскрытие покажет, что Антона Изварина усаживали
Этот вопрос сейчас и стучит в моих висках.
Уходя, я оставил дверь в квартиру Изварина открытой. Быстрее обнаружат, быстрее поднимут шум, быстрее приедут специалисты.
Увидев Жору, по пояс скрывшегося в мусорном баке, я изменил направление движения. В это утро не спится не только судьям. Мне всегда хотелось узнать – сколько выручает среднестатистический терновский бомж за день на сборе стеклянной тары? Я сужу Жору уже несколько лет. К зиме он начинает активизировать свою «мелкую хулиганскую» деятельность, попадаясь стабильно два раза в месяц. Сначала я не понимал, что может заставлять человека постоянно попадаться милиционерам на глаза. И лишь потом я понял всю тонкость Жориной политики. Это мастер своего дела, специалист высочайшего класса. Жора знает закон лучше, чем милиционеры, приводящие его в суд. Два мелких хулиганства – и ты обеспечен жильем и питанием на месяц. Тут главное не перебрать, то есть не совершить того, что выходит за рамки статьи Кодекса об административных правонарушениях. Один раз патруль, глядя на Георгия, сидящего ночью под окном дома и поющего во все горло матерщинные песни, «отсудил» Жору по-своему и поехал дальше. План рушился на глазах. Не в силах сдержать эмоции, побитый странник запустил в ментовскую машину бутылкой и разбил стекло в «собачнике». Милиционеры потом утверждали, что бродяга совершил нападение на патрульный автомобиль, а Жора трясся от страха, ожидая вполне реальный срок за хулиганство не мелкое, а злостное. Его спасло чудо в лице разобравшегося в ситуации судьи Струге.
И сейчас, видя, как Жора выуживает из-под кучи хлама очередную «чебурашку», я заспешил к нему. Чем больше он будет говорить всем, что общается со Струге, тем больше окружающие будут уверены в том, что Жора от голодухи и мартовских заморозков сходит с ума. Поэтому компромата с этой стороны я не боялся.
– Васнецов! – Я прыгал на месте, размахивая руками. Ни дать ни взять – судья на утренней пробежке.
– Антон Павлович! – Бомж обрадовался так, словно увидел миссию «Красного Креста». – Здрасьте, я бутылки собираю, вы в понедельник не дежурите в суде?
Понятно. Послезавтра менты опять привезут Жору в Центральный суд.
Арестованных преступников почти всегда содержат с административно задержанными. И часто бывает, что эти «мелкие» – единственная возможность для первых отправить на волю сообщение. Сейчас меня это вполне устраивает. В понедельник очередной процесс по делу Малыгина-младшего, и обстоятельства, выясненные в пяти предыдущих заседаниях, дают полное основание для одного моего юридического действа...
– Васнецов, подвалы закрыты, чердаки замкнуты?
– «Антитеррор», мать его, Антон Павлович.
– Ты почему бранишься, Васнецов?
– Да это разве мат, Ваша Честь? Это предлоги...
– А мат, это – как?
– А вы спросите что-нибудь о наболевшем...
– Гражданин Васнецов, что вы думаете о социальном обеспечении государством малоимущих?
Слушать пришлось довольно долго. Я успел не только запалить сигарету, но и выкурить ее до середины. Когда Жора закончил, я порядком замерз, а он почти задохнулся.
– Все?
– Это только эпиграф.