Жестокий шторм
Шрифт:
Мужчины и мисс Брук засмеялись, невольно посмотрев себе под ноги.
После завтрака на балконы и верхнюю палубу высыпало много пассажиров, как и в солнечную тихую погоду, но одетых по-штормовому. Ветер периодически то стихал, то снова набирал ураганную силу. Шторм щекотал нервы, создавая лишь ощущение опасности, как в кинотеатре, до того у людей сильна была вера в непоколебимую надежность «Глории».
Иногда, к общему восторгу, появлялись буревестники, один или два, они без видимых усилий держались вровень с судном, потом вдруг обгоняли его, распластавшись над водой.
К полудню
Мистер Гордон, извинившись перед друзьями, отправился обедать к капитану. В салоне возле накрытого стола Чен вытаскивал пробки из бутылок. Он улыбнулся на приветствие мистера Гордона.
— Капитана велел обождать. Тебе, док, садись. Сейчас его придет.
— Благодарю, Чен. — Мистер Гордон заметил, что у слуги дрожат руки. Ставя бутылку на стол, он уронил бокал на край блюда и разбил. Испуганно посмотрев на двери, быстро собрал осколки. Достал другой бокал. Сказал:
— Пожалуйста, док, не надо говори капитана!
— Ну что вы, Чен! Не расстраивайтесь из-за пустяка.
— Не пустяк, док, — многозначительно ответил Чен. — Шибко не пустяк. Плавать здесь тоже не пустяк. Капитана тоже не пустяк.
Мистер Гордон попытался выяснить, что скрывается за этими словами, но Чен только улыбался и повторял:
— Ничего, док. Очень ничего.
Вошел капитан. Извинился, спросил:
— Вы давно ждете, Стэн?
— Только что вошел, Дэв.
— Я спускался в машину, там все отлично. Что мне не нравится, так это состояние атмосферы. Обратили внимание на «сухой туман»?
— Возможно, в воздухе вулканический пепел или лессовая пыль? — спросил мистер Гордон. — Я читал, что они разносятся ветром на тысячи километров.
— В том-то и дело, Стэн, что пыли нет и в помине. Какое-то странное, не объясненное пока атмосферное явление. Отнесем его к одному из сюрпризов «моря дьявола». Такая погода хуже любого шторма. Но скоро мы выйдем отсюда. Как вы себя чувствуете, Стэн?
— Хорошо, Дэв. Только что-то давит виски.
— Вот-вот. У меня еще и затылок побаливает. Подскочило давление. Надо выпить коньяку для расширения сосудов.
За третьим блюдом капитан вызвал вахтенного штурмана. Вошел Томсен, недавно вступивший на вторую четырехчасовую вахту. Поражали вялая бледность его лица и та же виноватая улыбка.
— Как обстановка, Вилли?
— Плохая, сэр.
— А подробнее?
— Видимость нулевая. Радиосвязь, как я вам докладывал, иногда прерывается.
— Здесь это бывает, Вилли. Идите.
— Извините, сэр…
— Что еще?
— В штурманском столе кем-то оставлен револьвер.
— Этого еще недоставало! Выбросьте в море.
— Есть, сэр.
— Идите, Вилли.
— Есть, сэр.
— Будьте предельно внимательны. Я скоро поднимусь к вам.
Чен подал кофе. Капитан выпил рюмку коньяку. Мистер Гордон пить не стал.
— Вы чем-то расстроены? — спросил капитан. — Плохо ели, не пьете. В чем дело, Стэн?
— По правде говоря, я разделяю вашу тревогу. Сегодня
— Естественно, Стэн, раз в атмосфере происходят такие непонятные явления.
— Помимо всего, Дэв, меня сильно заинтересовал ваш второй штурман.
— Чем же? — настороженно спросил капитан. — Несколько странноватый малый, но моряк хороший, я вам уже говорил.
— Я уверен, что он займет какое-то важное, очень важное место в нашей судьбе. На его лице видна трагическая безысходность.
— Ну его к дьяволу, этого слюнтяя! — вспылил капитан. — Мне навязали его, как и еще многих. Все протекция, протекция! Я бы выгнал половину команды, особенно офицеров, начиная со старшего помощника, не будь поставлен в такие дурацкие условия! Ну да ладно. — Он устало махнул рукой.
— Скоро я избавлюсь от всего этого безобразия. Заканчиваю свой последний рейс. А там думаю заняться чем-нибудь другим, Стэн. Давайте, дружище, выпьем, и больше ни слова ни о драмах, ни о трагедиях. Мы, моряки, народ суеверный. Если думать день и ночь о несчастье, оно обязательно случится. Есть много тому примеров. Ну, за возвращение в Сан-Франциско, и я, с вашего разрешения, поднимусь на мостик. На душе становится спокойнее, когда в такие моменты все берешь на себя…
Он недоговорил. Казалось, судно остановилось, налетев на какое-то препятствие. Все, что было на скатерти, с грохотом посыпалось на палубу. Мистер Гордон вылетел из кресла и, лежа на ковре, ощущал всем телом, как судорожно дрожит судно. Капитана только сильно притиснуло к спинке кресла. Побелев, как скатерть, он поднялся и, держась рукой за сердце, перешагнув через мистера Гордона, выбежал из каюты.
Когда ошеломленный мистер Гордон поднялся на ноги, то увидел Чена, стоявшего с салфеткой в руке в дверях спальни. Мистера Гордона поразило его лицо — такое же бесстрастно-спокойное. Прислушиваясь к дрожи судна, Чен неожиданно сказал на чистейшем английском языке:
— Вероятно, судно село на рифы. Мы стоим. Так мы сможем продержаться довольно долго, если опять не налетит шторм. У нас достаточно спасательных средств. Все будет хорошо, если не начнется паника. Советую, док, не спешить покидать судно. В такие минуты самые респектабельные люди теряют человеческий облик. Прощайте, профессор. Идите к своим друзьям. Вы оказались правы. Я слышал ваш самый первый разговор с капитаном. Следил за развитием событий. Прощайте!
Мистер Гордон пожал руку этому загадочному человеку. Ему хотелось расспросить Чена, но судно сильно вздрогнуло, казалось, оно стало медленно погружаться.
— Плотнее сели на риф. Это хорошо в нашем положении, — сказал Чен.
Когда мистер Гордон вышел из каюты капитана, свет на судне внезапно погас.
Мимо бежали люди. Сталкивались. Слышались стоны, проклятия. Пронесся пронзительный женский вопль:
— Ральф! Где ты, Ральф? Мы тонем!..
Где-то далеко тоже кого-то звали, умоляли, проклинали. Слышался низкий гул толпы, топот. Зазвенело разбитое стекло. Над ухом мистера Гордона загрохотал голос из репродуктора: