Жестокий шторм
Шрифт:
В приемной секретарша разговаривала с только что вошедшим Рафаэлем Минотти.
— Вы, как всегда, прекрасно выглядите, Эва! — польстил тот.
— Стараюсь не стареть, мистер Минотти.
— Старайтесь, Эва. Молодость — хороший товар.
— Буду во всем следовать вашим советам, мистер Минотти! — Эва О'Брайнен улыбнулась и слегка наклонила голову к бумагам на столе. Это был знак, что встретятся они сегодня в условленный час в условленном месте.
— Какие новости из Токио, Эва?
— Пока никаких. Заказала разговор для шефа на тринадцать часов.
— Прекрасно.
— Да, мистер Минотти. Читает почту.
— Пресса нынче великолепна!
— Кроме одной заметки в газете Харриса.
— Это пустяки… — Он бросил на Эву многозначительный взгляд и взялся за ручку двери, ведущей в кабинет.
Мистер Чевер нажал на клавишу селектора, выключая приемную: он подслушивал разговор между компаньоном и секретаршей.
— Наконец-то! — Мистер Чевер порывисто встал и вышел навстречу, крепко пожав Минотти руку, спросил: — Читал?
— Пустяки! Не беспокойся. Это блошиные укусы. Но не думай, что я оставил этот выпад без внимания. Завтра появятся статьи, испепеляющие эту паршивую заметку. В наших материалах будет обвинение в дезинформации общественного мнения и нанесении ущерба процветающему предприятию, дающему работу десяти тысячам моряков, что не так мало в наше время массовой безработицы. Мы прижмем Харриса по всем статьям закона.
— Хорошо, Раф, беспокоит меня другое… Ты послал новых людей?
— Я же говорил тебе. Уже на месте. Отличные ребята.
— Прежние также, видимо, были не из замухрышек.
— Ты прав, Тим, парни с безукоризненной репутацией, не раз испытанные в труднейших делах.
— Но это дело они блестяще провалили…
— Не скажи, Тим. Главное-то сделано — суденышко на дне. И мои ребята не жалели себя. Четверо из них погибли, пятый пропал без вести.
— Отец Патрик?
— Он самый. Таких потерь у меня еще не бывало. Какой-то злой рок.
— Не городи ерунду, Раф. Просто твои люди были растяпами. Если мы сделаем еще хоть один роковой промах, то нам обоим конец.
— Больше этого не случится, Тим. Отбрось мрачные мысли. Больше никто не доставит тебе огорчений. Та троица не вернется в Сан-Франциско. Я гарантирую…
Компаньоны некоторое время помолчали, прикидывая в уме, что может произойти, если троица вдруг объявится в Штатах.
Минотти сказал:
— Конечно, здесь было бы легче заставить их держать язык за зубами.
— Боже избави! Нельзя допустить, чтобы они передали бумаги капитана Смита в прессу! Что в них может быть?
Минотти пожал плечами:
— Мы с тобой довольно хорошо знали Смита. Он любил власть и деньги. Всячески оберегал свое доброе имя, намереваясь заняться политикой. Не может быть, чтобы он раскололся перед смертью. Может, это письма к женщине, к близким? Хотя у него нет родни. Вот подруга была. Вернее, она существует, хотя между ними произошел разрыв. Что, если в этом письме — последнее прости?
— Он не был сентиментальным, этот морской волк. Хотя…
— Я приказал письма уничтожить, не читая.
— Думаешь, твои люди не заглянут в пакет?
— Не посмеют. Таков приказ. Они
— Ты принял правильное решение, но мне хотелось бы знать, какие мысли приходят человеку в его последние минуты.
— Это любопытно, да нельзя ручаться, что моих ребят не перехватят люди Харриса. Харрис почуял, что схватил кончик ниточки, и в лепешку расшибется, чтобы размотать клубок.
— Надеюсь, ты и это предусмотрел?
— Конечно. — Минотти многозначительно посмотрел на часы. — Через сорок минут белоснежный «Процион» Харриса — яхта стоимостью пятьсот тысяч долларов — взлетит на воздух. После этого нам следует снова начать с ним переговоры о мире и дружбе. Убытки делают человека благоразумнее…
Стремительно влетела Эва О'Брайнен.
— Что произошло? — спросил мистер Чевер, вставая. — На вас лица нет, Эва!
— Гольдман сообщил, что они скрылись с острова.
— Когда? На чем? — разом выкрикнули Чевер и Минотти.
— Сегодня рано утром. На русском военном катере. Десант с вертолета их уже не застал.
— Откуда там взялись русские?! — воскликнул мистер Чевер.
— Не знаю. Гольдман не сообщил подробностей.
— Что он еще передал?
— Только это. Ждет указаний.
— Дело усложняется, — нахмурился Минотти. — Только мои парни здесь ни при чем.
— Кто же при чем? Все будут при чем, если пакет с бумагами Смита уплывет в Москву!
Рафаэль Минотти слегка наклонил голову и выставил вперед ладонь:
— Не теряй хладнокровие, Тим. Все уладится, и ты возьмешь свои обвинения назад. Извини, я побегу к рации.
— Иди и повысь премию за поимку троицы до ста тысяч.
— Хорошо, держись бодрее, Тим. — Минотти покинул кабинет, оставив мистера Чевера в тяжелом раздумье. Дело, продуманное, как ему казалось, до мельчайших деталей, вдруг стало выходить из-под контроля. Стоило лишь сделать неверный ход, а этих неверных ходов, судя по всему, накопилось достаточно, и то, что вначале казалось необыкновенной удачей, оборачивается против него — о Минотти мистер Чевер не думал, судьба компаньона его совсем не интересовала. «Если вопреки всему Джейн и эти двое выберутся через Россию в Штаты и поднимут шум, то мы еще поборемся! — размышлял он. — Дело примет затяжной характер. Все же в конце концов страховщики с их помощью возьмут меня за горло, тогда — все, конец. Мне уже больше не подняться… Все-таки что мог написать этот сентиментальный идиот Смит в своих письмах?»
Вошел озабоченный, усталый Рафаэль Минотти.
— Ну, Тим, кажется, наконец-то мы исправляем положение. Да, дружище, ты можешь принести свои извинения за напрасные упреки в мой адрес.
— Ну что придумали твои ребята?
— Они нашли способ исправить положение: разыскали одного предприимчивого то ли японца, то ли китайца, давно живущего в Токио…
— Короче, Раф, говорите о сути дела!
— Ну хорошо. Так этот Фуруко или Хуруко-сан — президент компании, объединяющей сотню малых судов.