Жестокое обояние братвы
Шрифт:
Поднять руку на командира?!. Да если раскрутят эту историю на всю катушку, то военный трибунал и три года дисбата гарантированы!..
Если честно, Алик и сам испугался… Главное — хороший же он пацан, а вот сейчас из-за какой-то фигни загреметь может на всю катушку!..
Справедливости ради надо отметить:: рапорт о случившемся Ванюшин подал не сразу, да и то — не по своей инициативе… Он явно планировал промолчать, и, отлежавшись, затем уж взяться за Лещенко с двойным усердием…
Но как назло — у него оказались сломаны два ребра, что вынудило
Командовал Бригадой Особого Назначения полковник Бельченко. Вполне нормальный мужик, с одною лишь слабиной: хотел стать генералом!..
А для этого ж надо, чтоб всё в части было тип-топ, и любым проверяльщикам не за что было бы зацепиться…Вот почему внимательно следил пока ещё полковник Бельченко за тем, чтобы все случавшиеся у него в Бригаде большие ЧП на бумаге изображались как маленькие, а про реальные маленькие происшествия и говорить нечего — их в упор не замечали… «Замолчать, забыть и похерить!» — таким главный лозунг в БОН.
«Пока я командир — ни один мой солдат не пойдёт под суд!» — не раз, по слухам, заявлял Бельченко в узких кругах, и слово своё неуклонно держал. Не забывая при этом, разумеется, одновременно и укреплять всячески дисциплину, для чего гонял личный состав как сидоровых коз!..
Но как раз во время описываемых событий комбриг пребывал в отпуске, исполнявший же его обязанности начштаба — спал и видел, чтобы подложить своему шефу свинью, и самому занять его место…
Зверское избиение солдатом командира роты вполне тянуло на желаемый скандальчик!.. Вот почему рядовому и ничем не примечательному рапорту старшего лейтенанта Ванюшина сразу же дали решительный ход, — Лещенко взяли под стражу и поместили в одиночной камере гарнизонной гауптвахты, как какого-нибудь вражеского шпиона или особо опасного диверсанта…
15 суток провалялся он на нарах среди навалившихся со всех сторон бетонных стен, и с каждым днём собственное положение казалось Алику всё более безнадёжным… Нанёс своему командиру при исполнении телесные повреждения чуть ли не наивысшей тяжести!.. А там кто знает — не загнётся ли Ванюшин и вовсе от позднейших осложнений, — тогда и мокруху навесят…
Вполне реально светил минимум «червонец» колымских лагерей (не путать с крымскими)… А то и «вышак» по этой статье запросто можно схлопотать!..
…Но Бог на стороне отважных: — ничего плохого с Ванюшиным не случилось… А там и полковник Бельченко вернулся из отпуска. Узнав про раздутое начальником штаба ЧП, чертыхнулся про себя, должно быть, а потом — вовсю засуетился, гася вспыхнувший было пожар…
Неизвестно, кому из работников штаба округа он звонил, и какую лапшу на уши вешал, но на 16-е сутки взятого из камеры Алика под конвоем повели прямиком в кабинет заместителя окружного прокурора. Симпатичный такой дяденька, с лысиной в полмакушки, и в глазах — радушие.
«А-а-а. наш костолом-убийца пожаловал!» — при виде Лещенко обрадовано заулыбался прокурорский чин. Внутри Альберта испуганно ёкнуло: неужто скопытился ротный?!.
Но по дальнейшему разговору стало ясно, что Ванюшин жив — здоров… И
Растроганный покладистой готовностью Лещенко подтвердить любую подсказываемую ему зампрокурора мысль, он заоткровенничал: «Разве ж твой случай — это вне-уставные отношения?.. Подумаешь — неудачно дёрнул локтем, случайно задев стоявшего за твоей спиной офицера… А теперь взгляни-ка на ту стопку папок на моём столе… Там что ни папка, то уголовное дело, и вот то — действительно «вне-уставуха» в чистом виде, да ещё какая!..
В батальоне Никитенко, к примеру, «деды» одного из взводов, со скуки поставив раком всё пришедшее во взвод молодое пополнение, поочередно каждого поимели в задницу!.. А в полку Тулеева одному требовательному капитану пьяный сержант глаз вырвал пассатижами… А в отдельном артдивизионе и того похлеще: трое вольнонаёмных схватили спустившегося по делам в кочегарку командира батареи и заживо сожгли в топке… Только по металлическим пуговицам среди угольков и определили потом, где и как кончил свой жизненный путь старший лейтенант Горидзе… Вот это я понимаю — ЧП!.. А твое дельце- тьфу… Тебе ротный полу — любя врезал в челюсть, ты ему на автомате ответил — всё, баланс восстановлен, никто ни на кого не должен быть в обиде… Я тебя отпускаю, солдат. Иди и служи дальше!.. Но только чтоб больше на глаза — не попадался…»
И Лещенко тотчас вернули обратно в часть.
Там однопризывники встретили его как героя.
Он же — ждал, как поведёт себя Ванюшин.
Во время первой смены, на которой дежурил Алик, ротный вначале даже не смотрел в его сторону. Но когда во время обеденного перерыва, надумав почаёвничать, Лещенко включил электрокипятильник, Ванюшин подошёл, посмотрел терпеливо, как медленно закипает вода, а потом — молча пнул ногой кипятильник, опрокинув его на валяющиеся на столе документы.
Алик вскочил. Старлей стоял прямо передо ним, — здоровенный (на голову выше), ухмыляющийся, с немым вызовом в глазах. Дескать: ну что теперь скажешь, гад?!. А что рядовой оператор мог ответить своему командиру роты?..
Ничего и не ответил, даже и бить не стал, а лишь оттолкнул Ванюшина, сделав резкую подсечку под несущую ногу. Для ротного и этой малости оказалось достаточно, — улетев уже ставшим для него привычным маршрутом, он врезался спиною в двери, ещё хранившие на себе следы его предыдущего столкновения с ними.
Но в этот раз — не упал, сумел удержаться на ногах. Сверкнув глазами, прошипел: «Всё, товарищ рядовой, теперь ваша песенка спета!.. Немедленно пишу докладную в Штаб округа!..»
И — ушёл.
Как только за ним захлопнулась дверь, все находившееся в помещении операторы бешено зааплодировали Альберту.
Но что ему их овации, когда в воздухе вторично запахло трибуналом?.. «Да у этого солдата уж вошло в привычку зверски избивать командиров!..» — вот что, при всей своей доброжелательности, скажет на суде зампрокурора. И всё… Срок гарантирован!..