Жестянка 2
Шрифт:
«Надо ещё порыться… У нас с дороги поместье Мордовского папы как на ладони, а заимку Зацепина, к примеру, и не заметишь. На обрыве, где находится желдорстанция, даже в бинокль паровозную водокачку не видно»
«Ты реально хочешь, чтобы здесь из степи торчали заброшенные многоэтажки, Мёртвый город-2, Передел-2 и Шестисотка? — издевался внутренний голос. — Потому что на бумажке есть крестик?»
Голос насмехался, и предрекал, что мне надо готовиться к порке и ждать позорного аутодафе на гарнизонном плацу из бетонных плит, куда Казанников в выходной день сгонит всё население
Я в ужасе тряхнул головой.
Что мы сделали не так?
— Командир, у нас всё-таки есть железный зацеп, — с каким-то особым, очень «старательным» спокойствием сказал Хайдаров.
— Какой? — уныло откликнулся я. — Факты нужны, сущности, находки! Вот так нужны… Позарез.
Для пущей убедительности я постучал себя по гортани ребром ладони. Но этот отчаянный жест на Мустафу должного впечатления не произвел.
— Спокойствие! У нас есть очень странный изгиб дороги. Зачем они сделали этот язык, а не проложили магистраль в сторону Большой по прямой линии? Не верю я в благотворительность ради красоты на карте или в пьяный просчёт бригады дорожных строителей. Может, это ЦУП хитро синтезировал трассу, а может, здесь работали люди с катками и грейдерами. Вот только энергии на такое строительство было затрачено одинаковое количество. Много энергии, а она всегда дорого стоит. Значит, так было нужно. Кому-то — очень нужно.
— Дело говорит Мустафа! — вскинулся, поникший было Спика. — Раз язык так запилили, то самая важная точка местности находится в его перегибе! Вот и всё! Ищем её, садимся там на жопу ровно и ждём рандеву или другого фактажа! Слышь, группер, встряхнись!
— Едем! — я даже обрадовался простоте решения, пусть и временного. — Так и поступим! Посидим, подождём, перекусим, заодно Мустафа просканирует эфир. Во всяком случае, будем знать, что в конечной точке маршрута мы сделали всё, что могли.
Сидим тут, ёлки, как дачники. Или как автотуристы на придорожном пикнике где-то в глубинке. Хотя на Жестянке везде глубинка. Глайдер Мустафа практически положил сундуком на обочину. Вот так, ни от кого не прячемся, и никому проезда-прохода не дадим. Всё вызнаем.
Но местность вокруг по-прежнему была пустынной, лишь между двух термитников вдалеке бегала стайка необычных шакалов. Спика выкопал ямку, поставил паяльную лампу и быстро вскипятил чайник.
— Командир, голяк, — слишком уж коротко доложил уставший долбиться в эфире Хайдаров. Он стащил с головы кепарь, скинул капроновый плащ, расстегнул пуговицы камуфляжной рубашки и устало опустился на землю под край тента.
— Нормальным языком доложи, — для порядка буркнул я, отхлёбывая из кружки.
— Радиода профилактик, чаралар уту сабэпле, элегэ тапшылурал, котлаулар эфирда юк!
Мы подняли изумлённые глаза на радиста.
— Всего три слова понял! — восхищённо оценил спич Пикачёв.
— Короче, радиопередачи, все мероприятия и поздравления в эфире отсутствуют… Пару раз что-то там потрещало, пощёлкало с присвистом, помеха какая-то идёт. Так и погода на айс. В общем, ни слова,
— Ну, за безжизненную саванну! — поднял я тост алюминиевой кружкой с чаем.
Небо мрачное, как настроение группы. Всё вокруг окрасилось серым, остальные краски почти исчезли. Свинцовые облака становятся всё темнее и ниже, а просветы в них — всё меньше. Солнышко в такие не поймаешь. Но пока даже не капает, только обещает. Если начнётся ливень, спрячемся под плиту.
И сидеть тут нахохленными совами наша геройская группа будет до наступления темноты, а потом отступит в бульбу.
«Шикарный план, шеф!».
Теперь уже мне приходится поднимать упавший в дорожную пыль моральный дух товарищей.
— Повеселее, парни, повеселее! Эти полупокеры из ЦУП за такой косяк торчат нам три тонны ништяка!
Безрезультатно. Пикачёв недовольно кусал губы, а Мустафа на родном языке тихо напевал одну и ту же строку. Его неподвижный взгляд был сфокусирован в одной точке, на облезлых носах давненько не видевших обувного крема берцев.
Большого энтузиазма обещание взыскать не вызвало. Лица подчинённых транслировали в атмосферу Жестянки лишь одну простую мысль, отточенную до хирургической остроты: «Отстаньте от нас, а?».
Долгожданные вести появились, как это у них принято, с солидным запозданием.
Сначала моё ленивое внимание привлекли два затесавшихся среди серых собратьев небольших облачка, слегка пожухлых, но ещё вполне беленьких. Вот из-за них-то я и не заметил сразу героя серой небесной процессии, который и должен был подогнать нам заветные ништяки и золотые медали «За успешный рейд».
— Мужики, вижу купол! Время засёк!
Звякнул о камень опрокинутый ногой чайник, горячая дорожка побежала под сундук. Ругнулся, зацепив затылком край плиты Хайдаров, а его до сей поры чистенькая бежевая кепка упала в коричневый кипяток.
— Купол!
Первыми включились рефлексы спасателя.
Все похватали оптику.
— Есть захват! Веду непрерывное наблюдение! — выкрикнул глазастый Спика, не отрываясь от окуляров.
— Я за пультом. Контролирую азимут! — определился Мустафа. — Денис, дай второй компас!
Мне доставалась третья роль, таков порядок инициативного разбора.
— Веду круговое наблюдение, прикрываю, тайминг.
Азимут сейчас главное. И конечный пеленг после приземления. Пеленг — это частный случай азимута, направление на объект относительно наблюдателя в градусах. Азимут — это определяемый по компасу угол между направлением на север и направлением на объект.
Для наблюдателя азимут в подавляющем большинстве случаев будет меняться. Допустим, я смотрю на север, как сейчас, и вижу, что прямо на меня под куполом прёт баррель… И пока он не долетит, так и буду смотреть на север, не поворачивая головы. Угол поворота головы в моей системе и есть азимут. Когда баррель пролетит точно над башкой, прежде чем шмякнуться о землю, я резко развернусь на юг, и азимут опять не будет меняться. А теперь представим, что баррель летит не на меня, а как сейчас, далековато и мимо, то бинокль постоянно будет за ним поворачиваться, а азимут — меняться…