Жи-Ши
Шрифт:
– Ага! – будничные перипетии гастрольной жизни в устах хорошего рассказчика звучат увлекательно, и я ловлю себя на том, что начинаю забывать о главной цели своего визита.
– Вот тебе и «ага!». Менты-то на ее слова дубинку класть хотели… с прибором… Даже фуражки не повернули в сторону сцены. Продолжают прессовать человека своими методами. Толпа в зале – а это был ДК тысячи на полторы мест – орет, свистит! И не поймешь – что именно там орут! Кто-то – против ментов выступает, кто-то требует продолжения концерта, кто-то просто пар в общий котел добавляет. Тут Белка встает в позу проповедницы, знаешь, как у негров… типа… госпелз и подобные церковные приблуды… и задвигает длинную речевку… Сейчас, подожди, припомню. Что-то вроде: «Никогда на моих концертах никто не будет чувствовать себя униженным! Если вы пришли ко мне, я буду
– Ну? А менты?
– А менты посмотрели на нее пристально, что-то там жестами ей показали и давай дальше бедолагу штукатурить. Представляешь картину? Белка – в революционной позе, просто Виктор Хара в юбке, толпа орет и скандирует, музыканты – растерянные по сцене бродят, а менты с парнем разбираются. И, главное, до сих пор стыдно – я чуток подрастерялся, не знал, что предпринять в такой внештатной ситуации. Мне ж, как директору, профессиональный долг велит любой форс-мажор разруливать… А я – стою, как пень, потею…
Тогда Белка терпение потеряла и уже по-человечески орет: «Если вы, мусора позорные, немедленно не оставите человека в покое, я больше не буду петь! Концерт окончен! И еще друзьям-артистам скажу, чтобы в Сургут – ни ногой! Пусть тогда с вами разбираются ваши дети, у которых вы отобрали музыку!»
– Сурово!
– Не то слово. Если б тот накал эмоций можно было в песне повторить, это был бы мегахит! Но… Стоило Белке такое брякнуть, сразу же – мимо меня, вальяжно так, выходит на сцену милицейский подполковничек, подходит к нашей артистке, берет ее под локоток и тащит за кулисы! Она упирается! Я – бегом к ним, тут уж без меня – никак, но… опоздал!
– Что случилось? – меня охватывает неподдельная тревога, будто я сейчас – там, в Сургуте, – очевидец и соучастник событий.
– По морде она подполковнику заехала! Вот что! Он аж подпрыгнул с выпученными глазищами, до того удивительно ему стало, что его, неприкосновенного, вот так… А когда в чувство пришел, схватил Белку поперек туловища, поднял и поволок за кулисы! Я наперерез бросился – куда там! – от него пар валит, прет как паровоз напролом! Под ноги попадешь – задавит! Вот тебе и весь шоу-бизнес! За кулисами он ее на пол кинул, встал над ней, и – как пасть откроет: «Ах ты, сука! Прошмандовка московская! Ты, блядь, на кого ручонку подняла! Я тя щас закрою лет на пять! Хуй ты у меня уедешь из этого города!» Почти дословно цитирую…
– Закон и порядок!
– Вот если бы я в тот момент в руки себя не взял, кто знает, где бы сейчас оказалась ее певческая карьера. Страшно было! Когда этого подполковника за рукав потрогал, – он слов в тот момент вообще не слышал, – чуть по морде от него не схлопотал! Но – кое-как, слово за слово, начали мы с ним относительно цивилизованный переговорный процесс… Результатом которого стала… двушка. За моральный ущерб.
– Че-то много…
– Это – иллюзия. Он пятерку просил. И формально мог нас привлечь. Нападение на представителя власти при исполнении им служебных обязанностей. При свидетелях. Короче, я позвонил Гвидо, рассказал ему об инциденте, он попросил доторговаться до трехи, но я перевыполнил план. Еле ноги унесли из этого Сургута. Там ведь еще публика осталась недовольна. Белка была явно не в состоянии продолжать… А народ не расходился, – кричали, свистели! Я с подполковником вопрос уладил, пошел Белку откачивать. Она в гримерке заперлась и никого к себе не пускала. Говорил-говорил-говорил ей что-то… про ответственность перед зрителем, про то, что если она сейчас полторы тысячи фанатов предаст, то что стоит тогда ее заступничество за одного! А сам, конечно, думал про возврат денег за билеты… Мы бы тогда крепко попали!
– Уговорил?
– Знал бы ты, чего мне это стоило! Через час после стычки с подполковником – прикинь, народ не расходился! – она вышла и без единого слова, как робот отпела программу до конца… В общем, больше мы в Сургут не ездили…
– А про парня не узнавал?
– Про какого парня?
– Про белобрысого, из-за которого все началось. Которого менты долбили у сцены. За что они его, кстати?
– Да кто их знает. Может, беспредельничали, а может, он сам напросился… Фанаты иногда такое вытворят! Любые менты покажутся ангелами, с крыльями-погонами!
– И ты не разрулил?
– Я похож на старика Хоттабыча?! Извини, дружище, при всех своих талантах я не смогу остановить войну в Ираке, не смогу заставить мир отказаться от нефти и перейти на экологическое топливо, не смогу остановить разрушение Москвы и превращение ее в бесчеловечный город, малопригодный для жизни… Я не смогу заставить издательства прекратить печатать гламурную шнягу миллионными тиражами, не смогу остановить политиков, не смогу остановить террористов, которых финансируют и провоцируют политики… Мне никогда не побороть смертельные болезни на планете и не увеличить поголовье уссурийских тигров, – Фура горячится, краснеет, вскакивает с кресла и – что за неожиданная метаморфоза – начинает напоминать Гвидо в состоянии раздраженности, каким я увидел его в Жуковке. Он скачет по президентской ложе, почти как один из тех бойких балерунов, что в это же время скачет по сцене Кремлевского дворца, – как я мог все это остановить?! Как я вообще мог влиять на все эти форсмажоры, если она сама, она сама… – Фура осекается и замолкает.
– Что ты сказал? «Она сама…»? Так ты знал? Ну? Что ты молчишь? Я знаю! Я знаю об этом! Знаю, что она сама провоцировала все эти ситуации! Ты тоже знал?!
Фура тяжело падает обратно в кресло.
– Конечно, знал… А как ты думаешь? Легко что-то скрыть, когда из семи дней в неделю три-четыре вы проводите вместе, расставаясь только на сон? – в его голосе звучит горечь, но мне непонятна ее причина, – не скажу, что сразу обо всем догадался… Она умеет маскироваться!
– Когда ты понял?
– Мы начали ездить с февраля… а догадался я… м-м-м… в конце марта… в Самаре, на пресс-конференции в клубе «Звезда», где мы тогда выступали. Знаешь, обычно ей хватало журналистских провокаций, всегда кто-нибудь задавал бестактный вопрос, она соответственно реагировала и – готова стычка! А тогда в Самаре… возможно, журналисты прознали о ее вспыльчивости и побаивались, а может, люди там деликатные по природе… не знаю… но за всю пресс-конференцию – ни одной двусмысленной фразы, никаких намеков, никаких подколок – не к чему прицепиться! И тогда она на вполне невинный вопрос девочки, которая выглядела моложе ее, – что-то там о планах творческих – спустила с цепи всех своих демонов! Сначала стервозно поинтересовалась, не могла ли та придумать вопрос еще банальнее, а потом вообще на ровном месте обрушилась на ее дреды, дескать, что за пошлость жить не на Ямайке, а в Самаре и косить при этом под растаманку! Закончила тем, что в журналисты берут кого попало, с вокзалов и подворотен! Девочка даже расплакалась. И тут вдруг до меня дошло, что Белка сама хочет крови, ей, как настоящему вампиру, не успокоиться без этого! Смотрел фильм «Я люблю неприятности» с Джулией Робертс?
– Не-а…
– Фильм как фильм – ничего особенного, кроме названия. Вот оно для меня объясняет поведение Белки. Такой трабловампиризм! Ей больше воздуха нужны были все эти эксцессы! Других объяснений у меня нет! Потому что один разбитый телевизор в гостиничном номере – еще куда ни шло… девочка начиталась книжек про подвиги поп-звезд, сама внезапно хлебнула славы, гастрольной жизни и решила попробовать, чтобы потом внукам рассказывать… Но – регулярную порчу гостиничного имущества, прожженные сигаретами кресла, испачканные месячными полотенца, телевизор – на полную громкость всю ночь, выходы в конференц-зал в одних трусиках… По-сто-ян-но! Как это понять?… Это – мания! Я уверен, что и колки у гитар тогда в Саратове она перекрутила! И Палыча невинного подставила… А с журналистами…