Жиган против банды
Шрифт:
В ресторане было невыносимо скучно, и уже часа в два ночи Ангелина запросилась домой. Однако Юстинас, к ее удивлению, наотрез отказался. Чувствовалось, что он часто бывает в этом дорогом заведении, только, естественно, с другими женщинами. Впрочем, на этот счет у Ангелины никогда не было претензий к мужу.
Когда ее пригласил танцевать черноволосый парень лет двадцати семи, Ангелина немного удивилась. В зале было много юных длинноногих красоток в мини-юбочках, однако парень почему-то отдал предпочтение именно ей, зрелой, умудренной опытом женщине. Немного подумав, Ангелина извинилась, сославшись на усталость и надеясь,
«Ну, от цветов еще ни одна женщина не отказывалась», – подумала Ангелина и приняла подарки.
Но сюрпризы на этом не окончились. Когда Юстинас с женой собрались уходить, парень заказал «Ledy in red» специально для «дамы в красном». Дамой в красном была Ангелина, но она сделала вид, что это к ней никоим образом не относится.
Возможно, этот эпизод стерся бы из ее памяти, как множество других, если бы не случай. Спустя две недели после похода в ресторан у Ангелины забарахлил двигатель машины. Причем не где-нибудь, а на многолюдном Кутузовском проспекте. Ангелина, хотя и водила автомобиль уже многие годы, совершенно не разбиралась в технике. Пришлось вызвать по телефону службу спасения прямо на место происшествия. Спасатели приехали на удивление быстро, и, отдав свою «аудюшку» на попечение специалистов, Ангелина попыталась поймать такси. И в первой же машине, которая остановилась рядом с ней, она увидела брюнета из ресторана.
– Какая приятная неожиданность, – обрадовался парень. – А я смотрю и не верю своим глазам! Неужели леди в красном?
Он открыл дверцу и жестом предложил Ангелине сесть в салон. Чуть поколебавшись, она согласилась.
– Меня зовут Валик, – с ходу представился брюнет. – А вас?
– Ангелина.
– Куда едем?
Ангелина назвала адрес мастерской. Судя по легкой гримасе, это направление противоречило планам Валика, но он тотчас развернул машину и поехал по указанному адресу. По дороге они мило беседовали. Валик сыпал комплиментами и как бы ненароком хватал Ангелину за обнаженные коленки. Затем, узнав, что она художница, напросился в гости.
Дальше события развивались так стремительно, словно по намеченному сценарию.
Валик поднялся в мастерскую, выпил кофе и тут же начал грязно приставать. Разъярившись, Ангелина выставила его за дверь. Он пришел через полчаса с охапкой цветов и, бросив их под ноги растерявшейся женщине, исчез, как показалось Ангелине, навсегда.
Их первое интимное знакомство было прямой противоположностью всему, что Ангелина себе представляла. Валик не говорил ей обычных банальных фраз, не заверял с пеной у рта, что любит ее. Он просто молча ласкал ее и своей странной неразговорчивостью довел Ангелину до исступления. Валик заставил ее вновь почувствовать себя молодой, вновь окунуться во времена юности, когда она могла заниматься любовью ночь напролет, а затем бежать на занятия по живописи и до изнеможения накладывать краски на холст. Он как бы поделился с Ангелиной частью своей молодости и нерастраченной энергии.
Однако временами Валентин был невыносим. Например, сегодня…
«Почему я решила, что Валик – мой последний шанс? – вдруг подумала она. – Он ничуть не лучше остальных, такой же эгоист, как все мужчины. А на мой
Она с отчаянием посмотрела на дверь, втайне надеясь, что Валик передумает и вернется. И, словно в подтверждение ее мыслей, раздался звонок.
«Это он!» – Сердце затрепетало, как при первом поцелуе.
Ангелина поднялась с дивана и нарочито медленно прошла в прихожую. По привычке посмотрелась в зеркало и едва не вскрикнула от отвращения к самой себе – на ее застывшем лице отразились горечь и страдание. Глаза были без обычного блеска, тусклые и погасшие, как увядшие васильки. Ангелина попыталась расслабить мускулы лица, но у нее ничего не получилось. Тогда она начала судорожно вспоминать что-нибудь приятное. На это ушло секунд двадцать, и все это время в дверь беспрерывно звонили.
«Точно, Валик, – Ангелина заметно занервничала. – Только он один знает, что я здесь. Был бы кто посторонний, то не стал бы так настойчиво добиваться, чтобы ему открыли».
На этот раз замок, который обычно заедал, открылся без всяких проблем, словно его только что смазали машинным маслом. Ангелина распахнула дверь и отступила на шаг назад.
В этот момент раздался тихий хлопок, и Ангелина почувствовала в груди адскую боль. И почти сразу же – неимоверное облегчение. Ее тело стало невесомым, как перышко, и сильный порыв ветра унес его в коридор, в длинный светлый тоннель, конца которому, казалось, не будет никогда…
Игорю Петровичу Клебаничеву приснился отвратительный сон – будто он карабкается по крутой лестнице на какой-то грязный чердак, преодолевая ступеньку за ступенькой, и при этом слышит беспрерывное угрожающее жужжание, нарастающее с каждой минутой. Оказавшись на чердаке, поднимает глаза кверху и видит, что весь потолок усеян огромными навозными мухами. Насекомые с яростью взирают на него, готовые ринуться вниз, и в конце концов решаются на это. Мухи путаются в волосах, ползают по губам, лезут в нос, пытаясь впиться в его тело…
Клебаничев проснулся в холодном поту и натянул одеяло до подбородка – ему вдруг показалось, что мухи еще кружат над ним.
«Господи, что это? – подумал он и посмотрел на часы. – Что за ужасный сон? Неужели со Светланой что-то случилось?»
Игорь Петрович рывком опустил ноги на пол и поежился – в больнице, как, впрочем, и везде, еще не включили центральное отопление.
«Сколько времени меня будут здесь держать? Я же совсем здоров! Сердце работает, как часы, пульс нормальный. А время неумолимо движется вперед. Прошло уже три дня с тех пор, как я попал сюда. Целых три дня, и за это время со Светланой могло произойти все что угодно».
Он старался не думать о дочери, в глубине души надеясь, что все образуется. Ведь он готов был выполнить все свои обещания сию минуту – документы на получение кредита давно подготовлены, осталось только поставить подпись, дату, и огромный механизм будет запущен. Но для этого ему необходимо выйти из этой идиотской клиники!
Клебаничев потянулся к сотовому телефону, лежащему на тумбочке, и принялся набирать свой рабочий номер, затем, повинуясь какому-то внутреннему голосу, прервал связь.