Жиган: жестокость и воля
Шрифт:
«Умеют же делать для своих, — подумал Константин. — Механики, наверное, думали, что это машина какого-нибудь начальника. А на самом-то деле их нагрел бывший зек, да еще к тому же осужденный за угон автомобиля».
Свои «Жигули» Панфилов оставил на ближайшей к областному управлению ГАИ стоянке. Пусть пока здесь машина перекантуется, а потом кто-нибудь из «Радуги» подскочит, заберет.
Был в этом еще один расчет. Если за ним продолжают следить, то пусть наблюдают за пустым «жигуленком» хоть сутки. А гранату Панфилов спрятал под сиденьем — не таскать же ее
Константин рассчитывал, что оформление машины не займет слишком много времени. Он планировал зайти к брату и встретить после работы Татьяну.
Но его надежды не сбылись. Оформление оказалось обставленным таким количеством формальностей, что хоть хватайся за голову. Конечно, если бы Стрельцов оказался на месте, вся эта процедура заняла бы не больше четверти часа.
Но Стрельцов, действительно недавно получивший вторую лейтенантскую звездочку на погоны, был на дежурстве. А без него Константину пришлось тыкаться носом во все углы милицейского гаража, как слепому котенку. Его отфутболивали все начальники, мелкие и крупные.
Все это привело лишь к тому, что Панфилов никуда не попал, истратил кучу времени и нервов. Раз десять внес свои паспортные данные в какие-то бессмысленные протоколы, но машину свою наконец-то получил.
Выезжая за ворота гаража, он нервно засмеялся.
— Менты неисправимы.
Глава 23
Константин безнадежно застрял в потоке машин, двигавшихся по Волоколамскому шоссе.
Вечер выдался теплый. Солнце, свисавшее над горизонтом, одаривало своими последними щедрыми лучами огромный город. Но Панфилова это вовсе не радовало.
На дороге постоянно возникали пробки. Где-то впереди ремонтировался участок шоссе (если, конечно, верить водителю «Москвича», двигавшегося по соседней полосе).
Автомобили то подолгу стояли, то резко рвали вперед. Один наглый тип на иномарке в одном месте просто объехал кавалькаду машин, вычислив свободное место на встречной полосе.
Константин обратил внимание, что в последнее время в Москве таких лихачей становится все больше. Пользуясь отсутствием гаишников на каком-нибудь участке дороги, а иногда откровенно наплевав на них, эти ребята выезжали на тротуары, разделительные и встречные полосы.
Нормального водителя, который сам соблюдает правила и надеется на то, что и другие поступают так же, все это порядком раздражало. Особенно неприятно, когда честно застреваешь в пробке, а мимо тебя по разделительной полосе проносится какой-нибудь понтярщик.
А как хотелось сегодня встретить Танечку после работы, с ее любимыми розами да еще и на новом автомобиле…
То есть, конечно, «Волга» не новая, но после ремонта выглядит просто отлично: хромированные детали сверкают на солнце, свежая краска покрыта лаком, кругом ни одной царапины… Жаль только, в этой пробке невозможно проверить двигатель.
Эх, выбраться бы на широкую, просторную магистраль да врезать по газам, чтобы только ветер свистел!.. Но приходится торчать здесь, по большей части работая не
К медицинскому центру он безнадежно опоздал. Поэтому место рядом с водителем пустовало, лишь врассыпную лежали розы. С другой стороны, надо попробовать извлечь пользу даже из такого малоприятного занятия, как ожидание в пробке. Машинально нажимая на педали, Панфилов в мыслях снова вернулся в Запрудный.
Что же там происходит?
Кому-то очень не нравятся его встречи с Трубачевым. У Василия был только один враг, настоящий и серьезный, в полном смысле слова. Этот ни перед чем не остановится, этот пойдет до конца и, если надо, по трупам. Кто он, откуда взялся, чем занимался раньше? Ничего этого Константин не знал.
Он вдруг вспомнил лицо противника, с которым ему довелось сойтись в пока еще честной спортивной схватке. Жесткие, колючие глаза, цвет которых даже разобрать нельзя. Эти глаза можно определить одним словом — злые. Предельно сосредоточенное лицо, плотно сжатые губы, волевой подбородок. И вена на лбу, вздувшаяся, темная, пульсирующая. Откуда Константин мог знать о ней? Все, вспомнил…
… — Магомет был красывый мужчына. Да, очэнь красывый, такой смуглый. Там в пустыне было много солнца. Очэнь много, как здэсь…
Афганская провинция Гильменд. Сюда, в место расположения отдельного отряда спецназначения, однажды попал боец Константин Панфилов.
Пустыня Дашти Марго — как огромная детская песочница. Песок — то глубокий и рыхлый, то рассыпанный тонкой пылью по выжженному камню.
В пустыне Дашти Марго над всем царит солнце — безумное, испепеляющее, злое. Солнце сводит с ума, парализует волю, лишает мозг мыслей обо всем, кроме воды. Даже ночью, когда жара спадает, невозможно думать и мечтать ни о чем ином, кроме спасительной влаги.
Сколько раз Константину снились одинаковые сны: огромная река или озеро, в котором можно плыть, наслаждаясь невесомостью собственного тела. Но хочется не плавать, а выпить всю эту массу воды одним глотком.
К отдельному отряду спецназначения был прикомандирован капитан-афганец, имя которого уже стерлось из памяти Константина. Этот офицер закончил военное училище на территории Советского Союза и в составе правительственных войск принимал участие в боях с моджахедами. Он довольно бегло, хотя и не всегда правильно, разговаривал на русском языке, часто и охотно общался с «шурави».
Однажды вечером афганский капитан попытался объяснить Константину, который еще не успел заснуть, почему так трудно воевать с моджахедами.
— Они правоверные мусульмане. Панымаешь, шурави? Они не хотят, чтобы кто-то вторгался в их жизнь. Они живут по исламским законам и обычаям, презирают неверных. Все мусульмане — братья по вере.
— Почему же ты воюешь с ними? Сам-то, наверное, мусульманин? — спросил Константин.
— Я — афганец, но я не мусульманин. Нет, я был мусульманином, но потом… Это очень сложно объяснить. Если бы я лучше знал ваш язык… Я верю в Маркса.