Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР
Шрифт:
Я решила послушать, что за кассету вставил Славка в наш плеер. Нинка первая надела наушники, а я нажала синюю кнопочку. И без того большие глаза сестры стали медленно округляться.
– Ты чего? – засмеялась я.
– Послушай, – Нинка медленно сняла наушники и передала их мне.
Такого я никогда прежде не слышала. Частушки с матами-перематами принадлежали группе «Сектор газа», о которой я много слышала от пацанов. Наши мальчишки вообще увлекаются подобными вещами. Однажды Сащин притащил в класс целую книжку с короткими стишками, типа: «Девочка Маша в лифте каталась, ноги уехали, попа осталась». Но по сравнению с тем, что я услышала сейчас, «девочка Маша» – просто добрая детская сказка.
Затаившись в углу дивана, мы с Нинкой, держа по одному наушнику у щеки, слушали запретные песенки, краснели и надрывались беззвучным, смущённым смехом.
Затишье насторожило маму.
– Что это вы там слушаете? – она вошла в зал, видимо собираясь, присоединиться к нам.
– А что привезли,
Теперь мы часто вспоминаем со смехом эти её последние слова.
В общем, всё это было и прошло, когда ещё лежал снег, а сейчас весна в самом разгаре. Каждый вечер на школьной площадке Малояблоновкие пацаны и девчонки играют в лапту. Иногда туда приходит и Ольга-Бондариха. В эти дни на мотоцикле приезжает Чернов. Вчера, он привёз ей букет подснежников. Она стояла с цветами возле турника, когда Королёва спросила:
– Оль, это тебе Серёжка подарил?
– Да, от Серёжки дождёшься, – насмешливо сказала О. Б. и посмотрела на Чернова, бьющего палкой по мячу.
Но я уверена – это подарил он.
Сейчас мы даже как-то сдружились с Ольгой. То есть, не то чтобы сдружились, просто она перестала презирать нас, как обычно старшие презирают малолеток. Больше с ней общается Маринка, а я слушаю их беседы. Ольга часто говорит о Серёжке. Мне начинает казаться, что она его тоже любит. Кстати, О. Б. не такая уж и старая. Оказывается ей семнадцать лет. А Чернову четырнадцать. Три года разницы. В общем-то, ничего страшного. Не знаю, почему я вдруг стала относиться к их любви нормально. Может быть, моя любовь кончилась? Может это уже просто привычка? Или я люблю Серёжку просто потому, что больше некого. Сейчас, весной, мне особенно хочется любви. Чтобы парень дарил мне тюльпаны, чтобы держал меня за руку и нежно смотрел в глаза. И, представляя себя с парнем, я замечаю, что в моих мечтах в роли парня не всегда Чернов. Серёжка, конечно, классный: широкоплечий и весёлый. Но я хотела бы, чтобы мой парень был выше меня где-то на голову, тогда я рядом с ним чувствовала бы себя маленькой и хрупкой. Мне хотелось бы, чтобы он был брюнетом. Тёмный цвет волос кажется мне более мужественным. Ещё хотелось бы, чтобы моего парня звали Алёшкой. Ни Лёхой, ни Лёшей, ни Лёнчиком, а именно Алёшкой. Не знаю, откуда во мне эта блажь, но высокий, тёмненький Алёшка – это мой принц на белом коне. Но где я встречу такого принца? В наших сёлах выбор невелик. Недавно я ездила на олимпиаду по литературе в район, но там тоже не увидела никого подходящего. Скоро летние каникулы, надо бы съездить в город на недельку. Может быть, в новом районе города, там, где теперь живёт мама, я встречу свою судьбу. Когда уже, наконец, у меня появится парень?
Гитара и гитаристы
Несмотря на то, что в клуб я ходила уже четыре раза (на новый год, на двадцать третье февраля, восьмое марта и первое мая), на улицу по вечерам дедушка меня не пускает. Видимо он считает, что в клубе я просто смотрела концерты самодеятельности, а на улицах по ночам молодёжь творит беспредел. Может быть, это и так. Потому что звуки этой самой «улицы», собирающейся возле Бондарихиного дома, слышны даже у нас в хате. Мне и хочется и не хочется туда, где орёт музыка и ржут пьяные парни. В общем, сильно я не расстраиваюсь. Летом мне и так весело. Здесь моя Нинка. Два раза в день мы с ней смотрим «Дикую розу», ходим на гороховое поле, записываем песни в своём исполнении на магнитофон, ездим на велике в Плоту и на пруд. Один раз в Плоте мы видели Чернова. Он насмешливо оглядел мой велик, с деревяшкой вместо рамы, и сообщил мне последние новости: наша Ирочка из школы уходит, а на практику в июле надо приходить в Плоту – работать на новой школе. В девятом классе мы будем учиться в большом трёхэтажном здании. Школу строили несколько лет. С одной стороны, интересно поменяться с плотавцами местами – каждое утро ездить на автобусе, а обратно ходить большой весёлой толпой. Но с другой… Всё меняется, всё усложняется. В большой школе – большие проблемы. Вместо Ирочки, пришлют нам какую-нибудь старую мымру, которая будет весь год твердить о предстоящих экзаменах. Зачем в девятом выпускные экзамены? У нас никто не собирается уходить после девяти классов.
Мы с Нинкой наполняем винные бокалы из серванта напитком «Юпи», чокаемся и загадываем желания. Я загадываю, чтобы детство продолжалось подольше. Не хочу взрослеть, сдавать экзамены, поступать куда-то. Раньше я обо всём этом не задумывалась, а сейчас, когда узнала о новой школе вдруг поняла, как мы выросли, и стало так жаль уходящего детства. Я пью «Юпи» и «Инвайт» за продолжение детства, за взаимную любовь, за свою счастливую дальнейшую жизнь. От вишнёво-клубнично – кокосовых напитков язык становится серо-буро-малинового цвета. Дядя Вася привозит нам чудо-лимонады в пакетиках каждый выходной. За день мы с сестрой выпиваем литров по десять «Юпи» и съедаем по килограмму гороха. Сейчас мы почти не ссоримся, мы стали понимать друг друга с полуслова. Кажется, что мы не двоюродные, а даже больше, чем родные сёстры. Иногда к нам приходят Маринки: Сонюшка и бабкина Улина. Девчонки выросли, поумнели, с ними тоже вполне можно общаться. А вот Королёва со Швецовой от нас отдалились.
После «Элен и ребята» мы с Нинкой идём к Сонюшке на скамейку, там иногда собирается такая маленькая дневная «улица». Напротив Сонюшкиного дома живут два брата-близнеца: Сашка и Димка. Вернее, не живут, а приезжают из района к тётке в гости. В общем-то, мальчики абсолютно обычные, и не очень красивые. Но плотавские девчонки и на них давно глаз положили. Вообще мне кажется, что дефицит парней в сёлах сказывается губительно на девчачьей гордости. И, так называемые красавицы, готовы встречаться с любым новым мальчиком. Я так не хочу. Девушка должна иметь чувство собственного достоинства. Так, кажется, красиво называется моя несовременность. Да, конечно, я завидую… Завидую девчонкам, умеющим целоваться, и обольщать парней. Завидую Королёвой, которая в синих джинсах и с малиновыми губами выходит на улицу, когда мой дедушка уже замыкает калитку «на глухую». Завидую Швецовой, которая, в свои неполные тринадцать, возвращается домой в три часа ночи. Но зависть – это плохо, а от плохих качеств я решила избавляться.
Так вот, я о близнецах. Серёжка ничем особенным не выделятся, а Димка умеет играть на гитаре. Он накняет голову, так что не видно лица и тихо-тихо поёт «Холодный ветер бродит у окна, поднимет вверх листву и снова бросит, проходит мимо окон почтальон, но писем от любимой не приносит…» Я усиленно напрягаю слух, чтобы проникнуться песней. И проникаюсь. Снова какая-то неверная не дождалась солдата из армии. Димке самому скоро в армию, и, видимо, он переживает, что девушка его тоже не дождётся. Я бы дождалась, если бы Димка предложил мне быть его девушкой. Только ради песен бы дождалась. Я по-прежнему, наверное, всё ещё люблю Чернова, но, когда Димка склоняется над гитарой, я теряю голову. «Дрожит рука, сжимая автомат, холодной пеленой глаза покрыты, никто не знает, как грустит солдат, обманутый девчонкой и забытый». Я пытаюсь представить поцелуй с Димкой. Не противно. Может быть, я влюбилась? Представляю, как целуюсь с Виталиком, с Димкиным братом-Серёжкой. Боже мой, меня тянет к пацанам… ко всем. Надо что-то делать, иначе уподоблюсь тем самым красавицам, кидающимся на всех подряд.
Димка учит меня играть «В траве сидел кузнечик», зажимая аккорды моими пальцами, я наслаждаюсь его прикосновениями. Серёжка рассказывает Нинке о вчерашней попойке в клубе. Виталик задумчиво курит, наверное, страдает по Нельке. Маринка-Сонюшка сворачивает лист лопуха в трубочку. Бабкина Улина Маринка чертит на песке палочки в четыре ряда и зачёркивает по три – гадает. Отличник Рустам стоит над душой и ревностно следит за каждым моим движением, негодуя на мою непонятливость.
– «Аэм» жми, – плюётся он, – ну, блин, неужели трудно запомнить.
Я не хочу ничего запоминать, главное, что Димка, полуобнявший меня за плечи, дышит в макушку и тёплыми ладонями направляет мои пальцы. А может, я нравлюсь Рустаму? Чего он так разнервничался? Но целоваться с Рустамом мне не хочется, и его чувства, если они вообще есть, никаких эмоций не вызывают. Как интересно! Видимо, Рустам – не мой тип. А Димка, Виталик и Серёжка – мой. Почему меня так тянет к парням? Что со мной? Я ведь люблю Чернова. Я окончательно запуталась. Не знаю, что со мной происходит. Настроение меняется ежеминутно. Если час назад, я мечтала о том, чтобы детство не заканчивалось никогда, то сейчас я готова в пух и прах разругаться с дедушкой, только бы выйти сегодня вечером на улицу и почувствовать тепло Димкиных рук в романтичной атмосфере летней тёмной ночи…
Я так не хочу!
Вверху, возле спецхоза расположилось огромное здание кормоцеха. Год назад кормоцех функционировал, там что-то перерабатывали и изготавливали. Сейчас огромный шиферный сарай с бочками, лестницами и люками никому не нужен. В нём поселились голуби. Наши пацаны с воздушками – самодельными ружьями из велосипедных насосов, ходят в кормоцех – охотится на бедных птичек. Мы с Нинкой и Королёвой сидим на трубах возле здания, слушая устрашающие хлопки.
– Давайте зайдём, посмотрим, – предлагаю я.