Жила-была женщина (сборник)
Шрифт:
24 августа 1943 года Симона Вейль умерла. В свидетельстве о смерти написано: «Причина смерти – остановка сердца вследствие голода и туберкулеза легких. Покойная убила себя, отказываясь от еды». Симоне было 34 года.
С точки зрения обывателя и ее жизнь, и ее смерть – нелепы. Жизнь в аскезе. Если любовь и боль за людей – признак сумасшествия, то это святое сумасшествие.
Журнал «Новый мир» в 1990 году опубликовал переводы из религиозно-философского наследия Симоны Вейль. Во вступительном слове к ее статье «“Илиада”, или “Поэма о силе”» Сергей Аверинцев написал: «ХХI век будет в некоем существенном смысле также и веком Симоны
Пусть сбудется. И пусть последующие поколения услышат призыв Симоны «отвергать обаяние Силы».
Истерзанная душа Анны Барковой
Современница Марины Цветаевой и Анны Ахматовой. В 1922 году Анатолий Луначарский писал ей: «…Я вполне допускаю мысль, что вы сделаетесь лучшей советской поэтессой за все пройденное время русской литературы».
Увы, «неизвестной поэтессой» назвал ее биограф Леонид Таганов. А сама Анна Александровна с болью писала:
Вы, наверно, меня не слыхалиИли, может быть, не расслышали.Говорю на коротком дыханье,Полузадушенная, осипшая.Не захотели расслышать ее голос составители различных литературных библиографических справочников и энциклопедий, не включили ее в свои персоналии. Тихо отметила литературная общественность и столетие со дня рождения поэтессы, которую Михаил Дудин назвал русской Жанной д’Арк, пришедшей к вершинам своей поэзии через страдания и веру в справедливость.
Анна Александровна Баркова родилась в городе Иванове 16 июля 1901 года в семье сторожа гимназии. Потом она напишет:
Что в крови прижилось, то не минется.Я и в нежности очень груба.Воспитала меня в провинцииВ три окошечка мутных изба.А вот какой ее запомнила одна из соучениц: «Огненно-красная, со слегка вьющимися волосами, длинная коса, серьезные, с пронзительным взглядом глаза…».
В 1922 году в Петрограде вышел первый (и единственный!) поэтический сборник Барковой – «Женщина». С надеждой и сочувствием встретили ее приход в литературу Александр Блок и Валерий Брюсов. Ее стихи включили в знаменитую антологию русской поэзии ХХ века. Революционно-пролеткультовские поэты относились к Барковой неприязненно: «…все обвинения свалились на мою голову: мистицизм, эстетизм, индивидуализм… В защиту мою выступил только Пастернак».
Не простили ей увлечение Эдгаром По и Оскаром Уайльдом, не простили, что скоро развеялись ее романтические иллюзии. В стихах появляется трагическое предчувствие будущего:
Все вижу призрачный и душныйИ длинный коридор.И ряд винтовок равнодушных,Направленных в упор.Это написано в 1931 году. А вот чуть позже:
Боги жаждут… Будем терпеливоЖдать, пока насытятся они.Беспощадно топчут ветви сливыКрасные до крови наши дни.Пир богов был в самом разгаре. 25 декабря 1934
Спустя пять лет, в 1939 году, ее освободили. На целых восемь лет. Анна Александровна поселилась в Калуге, здесь она пережила войну, встретила Победу. А 27 ноября 1947 года ее арестовали во второй раз: «Опять казарменное платье». Воркута, поселок Абезь – там она встретила философа Карсавина, египтолога Коростовцева…
Трагические пятидесятые стали расцветом поэтического творчества Анны Барковой. Ее стихи изустно передавались на этапах, в тюрьмах и лагерях. «Великий ад», о котором поэтесса писала еще в 1935 году в Калуге, объял всю страну, превратив ее в «загон для человеческой скотины». «Самое мучительное в поэзии Барковой, – пишет Таганов, – это сознание того, что страшный опыт ее жизни, равно как и опыт тысяч других, не в силах изменить окружающего».
Ее освободили в январе 1956 года. Реабилитировали. Казалось бы, все. Но нет, предчувствие не обмануло:
Восемь лет, как один годочек,Исправлялась я, мой дружочек.А теперь гадать бесполезно,Что во мгле – подъем или бездна.Опять – бездна. Третий срок. За стихи. И это в пору весенней оттепели шестидесятых, о которой мы так любим вспоминать. Только заступничество Твардовского помогло ее освобождению в 1966-м и полной реабилитации.
Анна Александровна умирала долго и мучительно. В больнице к ней относились удивительно сердечно и тепло. Но с ней, пишет Таганов, случилось то, что случилось со многими побывавшими там, где она провела двадцать лет жизни. Ей казалось, что за ней следят в глазок; ей слышались голоса друзей, которых допрашивали за стеной… Однажды она, спускаясь с лестницы, упала. Она объясняла потом врачам, что хотела догнать партию, от которой отстала…
Крестный путь, ее ад кончился 29 апреля 1976 года:
Домчалась. Пала у ворот,Распахнутых в Эдем…Успокоилась ли ее истерзанная душа?..
Русская Сафо
(София Парнок)
Молодость моего поколения пришлась на то ханжеско-пуританское время, о котором одна из современниц справедливо сказала: «В СССР секса нет». Как ее только не высмеивали, а зря. Ведь секс предполагает свободу, фантазию. О какой фантазии тогда могла идти речь… Я бы сказала, то было скорее утоление жажды, быстрое, порой неумелое.
И уж тем более в конце 50-х – начале 60-х годов мы не слышали и не знали слов «гей», «лесбиянка». Конечно, вольный воздух Международного фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1957 году принес ароматы загнивающего Запада. Но то было не знание, а слухи, намеки.
Нам, филологам, было полегче. Мы читали «Монахиню» Дидро, «Смятение чувств» Стефана Цвейга. Мы прикасались к тем потаенным глубинам человеческой психики, которые пугали и влекли, завораживали, формировали наше отношение к этим необычным проявлениям человеческих чувств, наше если не сострадание, то сочувствие к переживаемым ими трагедиям. Из глубины веков доносился голос великой Сафо, взывающий к сочувствию и пониманию этих отверженных: «Смертным не дано соперничать с любовью».