Жилец
Шрифт:
– Почему? – спросил я недоуменно.
– Понимаешь, у нас на Шанхае, как в деревне, все обо всех все знают, вот и сейчас наши бабы уверены, что Наталкина Галка привела в дом хахаля, так что сейчас мы с тобой под пристальным вниманием.
И как бы в подтверждение ее слов без стука распахнулась дверь и через порог перевалилась женщина в телогрейке, повязанная теплым платком и с плохо скрываемым наигранным удивлением воскликнула:
– Ой, ты Галка не одна, а я не знала, ну ладно, я потом зайду.
– Погоди, тетя Клава, что ты хотела? Мы тут
– Да не, я пойду.
– Так все же, чего приходила?
– Да понимаешь, я борщ варю, хотела посолить, а соль у меня в стеклянной банке, да и то осталось только на дне. Так вот, хотела я соль достать, полезла в банку, а она возьми, да и выскользни из рук, упала на пол и разбилась, соль рассыпалась по полу, а пол у меня земляной, вот и осталась без соли. А я не видела, как вы пришли, а то бы никогда не решилась, вот и зашла у тебя попросить соли, моя, как видишь, испорчена.
Не очень связно закончила свой рассказ тетя Клава. Галя достала с полки пачку соли.
– Бери, тетя Клава, сколько надо.
– Вот спасибо тебе, выручила. Да если бы я знала, я никогда бы не пришла, попросила бы у Светки, она мне должна, – и без перехода продолжила:
– А ты уже совсем взрослая стала, красавица, вся в мать, помню, когда приехала такая маленькая и худенькая была, а сейчас расцвела – прынцесса, прям хоть сейчас под венец. И куда только эти непутевые парни смотрят?
Тетя Клава многозначительно посмотрела на Степана и подмигнула Гале.
– Тетя Клава, у вас борщ выкипит.
– Ай, и то верно! – засуетилась тетя Клава и уже в дверях добавила: – я сейчас посолю, а остальное назад принесу, только дверь не запирай.
– Бог с тобой, тетя Клава, и с чего это я дверь запру?
– Да это я просто так, с языка сорвалось.
Галя села за стол, с усмешкой посмотрела на улыбающегося Степана.
– Вот так и живем! Всем все и обо всех нужно знать, а если чего не узнают, то выдумают и еще как выдумают, так, что не вздумай мне завидовать.
Они расхохотались. Смех прервал скрип двери.
– О, у вас весело! А я уже борщ посолила и думаю: «Дайка соль отнесу, а то вдруг людям понадобится, а ее нет, это не хорошо, вот и принесла».
– Не стоило беспокоиться, все что надо мы уже посолили, так что могла бы и завтра.
– Ну так-то лучше, а то вдруг забуду. Ладно, пойду я, а то мой хозяин с работы придёт, а хозяйки дома нет и борща подать некому, не годится так-то.
Дверь захлопнулась. Галя серьёзно посмотрела на смеющегося Степана.
– Муж тети Клавы работал на шахте забойщиком. Лет двадцать назад он и еще четверо рабочих попали под обвал. Шесть дней их откапывали и все это время неизвестно было, живы они или нет. Тетя Клава и еще четверо баб сходили с ума и жили надеждой, но чуда не произошло – все погибли. Потом были похороны с оркестром и панихидой, когда опускали гробы в братскую могилу, обезумевшая от горя Тетя Клава с криком бросилась вслед за мужем, потом, через несколько месяцев, ее выписали из больницы, она
Степан перестал смеяться. Оба замолчали.
– Пора тебе уходить, пока еще на улице светло. Пусть все видят. Мне то что, а маму достанут.
Они вышли из дома. Галя нарочно долго возилась с замком, а когда уже вышли за калитку, из-за соседнего забора раздался голос тети Клавы:
– Галь, я че хотела спросить, вчера я своего ждала-ждала, да так и уснула, а он, видать, пришел, поужинал сам, помыл посуду и лег спать, а меня не стал будить – пожалел, а утром ни свет ни заря опять ушел на шахту, а я, дура, проспала.
Тетя Клава смахнула рукой слезы.
– Ты его не видела утром?
– Нет, тетя Клава, сегодня я проснулась поздно, выходной.
– Ну, видать, не судьба, – тетя Клава тяжело вздохнула и пошла к дому.
Остальную часть вечера мы гуляли по парку, гуляли молча. События сегодняшнего дня взбудоражили мою душу и с ее дна поднялось множество вопросов, на которые я должен найти ответы, и главный из них – кто для меня Галя, нужно разобраться, она действительно уготована судьбой, а если нет, то надо немедленно отдалиться и не морочить девушке голову, ну а в противном случае – действовать, перестраивать жизнь свою и Галину.
Я краем глаза посматривал на девушку. Галя шла, понурив голову, очевидно, нелегкие мысли одолевали ее и от этого она казалась маленькой и беззащитной. Сердце у меня сжалось от нежности и жалости к этому вдруг ставшему очень дорогим для меня человечку. Я остановился, нежно сжал голову девушки руками, осторожно поцеловал и прошептал:
– Любимая!
Неожиданно слезы ручьями полились из глаз девушки. Галя прижалась к моей груди и заплакала, с трудом сдерживая рыдания. Я, не понимая их причины, гладил ее по голове, ладонью вытирал слезы, но девушка была безутешна. Я прижал лицо Гали к своей щеке и шептал нежные слова. Наконец она немного успокоилась.
– Любимая, почему ты так горько плакала?
Галя пристально посмотрела в мои глаза и прошептала:
– Я не хочу стать тетей Клавой.
Для меня это было как удар, в ее словах скрывалось признание в любви, обоснованная тревога о будущем и фатальная обреченность. Я еще крепче обнял Галю и, не находя для утешения нужных слов, которых, наверное, на самом деле нет, шептал ей на ухо банальные пустые слова-обещания: «ничего-ничего, все будет хорошо, вот увидишь…», и тем не менее они подействовали на Галю успокаивающе, она прижалась к моей груди и затихла. Я вдруг понял, что эта девушка, сама того не сознавая, отдала в мои руки свою судьбу. Я почти физически ощутил, как на меня лег тяжелый груз ответственности за ее жизнь, но это была дорогая тяжесть и я готов нести ее всю жизнь. Легонько сжал в ладонях лицо Гали и, глядя в бездонные, блестящие от слез глаза, тихо сказал: