Жилины. История семейства. Книга 2
Шрифт:
Когда они к нам подошли, то прежде всего с моими родителями в своё удовольствие наобнимались, а уж потом с нами здороваться принялись.
– Фимка должен ещё подъехать, мы с ним договорились около метро встретиться, – сказала тётя Аля. – Нигде их не видно? Выходов тут понаделали столько, что запутаться можно, – повторила она папины слова.
– Вон они, по той стороне идут, оглядываются, – разглядел их дядя Коля. – Видите, четверо медленно так идут? Теперь около столба остановились. Впереди Ефим с Еленой, сразу за ними Владислав и кто-то из дочерей – судя по фигуре, Тамара.
Тут я их тоже увидел и вперёд метров сто пробежал даже, чтобы напротив них оказаться.
– Владик! – что было мочи закричал я и рукой замахал.
Они
Один раз, правда, наша встреча в необычном месте произошла. Было это в марте далёкого 1960 года. В московском театре имени Пушкина начался матч на звание чемпиона мира между двумя Михаилами – Талем и Ботвинником. Попасть туда в качестве зрителя было практически невозможно: билеты, по-видимому, не продавали, а распределяли среди шахматистов и их окружения. Около Центрального шахматного клуба на Гоголевском бульваре была вывешена огромная доска, на которой показывались все сделанные соперниками ходы. В тот день действующий чемпион мира и претендент на это звание играли первую партию матча. Я там оказался случайно, шёл мимо, увидел огромную толпу, на секунду остановился – понять, что да как, да и задержался. Было не очень холодно, но это если активно двигаться, а на месте стоять, как там пришлось, – замёрзнуть можно быстро. Вот все и переминались с ноги на ногу, подпрыгивали, стоя на месте, – в общем, пытались шевелиться изо всех сил. Каждого очередного хода приходилось ждать достаточно долго, до цейтнота было далеко, и соперники, особенно Ботвинник, думали подолгу.
Рядом стоял какой-то мужчина, явно сильно замёрзший. Ушанка у него была натянута до упора на голову и завязана под подбородком. Сам он весь съёжился и, будучи и так небольшого росточка, стал выглядеть как какой-то школьник, скорее даже семи-восьмиклассник, чем выпускник. Он непрерывно пытался шевелить плечами и сильно дрожал. В этот момент демонстратор длинной палкой с крючком на конце снял какую-то фигуру со своего места и перевесил её на другую клетку. Народ ахнул. Я не смог понять этого хода, ну не был я шахматистом – так, умел передвигать фигуры, и всё, – а там-то собрались знатоки игры. Вот они и начали комментировать этот ход. Сразу же все согрелись, эмоции жару поддали. Больше всех мой нечаянный сосед крутиться стал. Он хватал всех окружающих за рукава и задавал один и тот же вопрос:
– Ну ты видел? Ты видел? Как он пошёл! Какая жертва!
Голос показался мне знакомым, и когда он обернулся ко мне и, вцепившись в моё пальто, начал меня тормошить, я понял, кто это.
– Владик, осторожно, ты же меня так уронить можешь, – почти прокричал я, поскольку в царившем вокруг гомоне трудно было расслышать друг друга.
Сосед опустил руки, всмотрелся в моё лицо и произнёс только одно:
– Вань, прости, сразу не признал.
Таль блестяще выиграл ту партию и повёл в счёте. Ну а в конце концов досрочно выиграл и весь матч и стал самым молодым чемпионом мира на то время. Тогда мы с Владиком достояли до конца партии и потом долго сидели на станции «Арбатская», пытаясь согреться.
Любопытный человек – мой двоюродный брат. Он намного старше меня, более чем на десять лет. Родился в то время, когда в моде было давать всякие придуманные имена. Вот и ему такое досталось – Владилен. Что в переводе на общечеловеческий язык означает ни много ни мало «Владимир Ленин». Когда он получал паспорт, то попросил внести туда небольшое изменение и стал Владиславом. Но родители – по привычке, наверное,
Они начали выходить из подземного перехода, когда вся остальная родня, кроме меня, ещё только на подступах к нему была. Я-то самым первым подбежал. Во главе их процессии шагал дядя Фима, как всегда опираясь на красивую, с инкрустацией трость, подаренную ему кем-то на семидесятилетие. Тогда, незадолго до юбилея, он упал, сломал ногу и ходил прихрамывая. Тросточка ему очень понравилась и стала его постоянной спутницей, хотя даже опираясь на неё, он вполне отчётливо продолжал прихрамывать. Небольшого роста – пожалуй, самый низкорослый из мужчин в нашей семье, – он при этом был и самым полным. Не толстым, нет, он был именно самым полным. Почти круглое лицо также отличало его от других членов нашего семейства, да и две большие залысины на совершенно седой голове были нам не свойственны. До сих пор иногда сёстры над ним добродушно подшучивали, что он в нашей семье какой-то подкидыш. «Фима, а может, тебя там, в роддоме, подменили или просто спутали и наш подлинный брат живёт себе поживает и даже не знает, что он – это вовсе не он?» – начинала эту песню чаще всего тётя Муся. Всегда всё происходило по одному и тому же когда-то кем-то придуманному сценарию. Вначале дядя Фима делал вид, что не обращает внимания на эту подначку, потом начинал делать вид, что сердится, но даже делать вид, что сердится, не умел, и все смеялись, поскольку то, как он это делал, действительно было смешно.
Тётя Лена была под стать ему: такая же невысокая, такая же полная и при этом такая же неунывающая. Он влюбился в неё, как только познакомился во время учёбы на рабфаке. Она то ли не видела этого, то ли умышленно не обращала на него никакого внимания. Мало того, даже вышла замуж за студента из их же группы, но вскоре они разошлись, и дядя Фима своего добился, или, скорее, дождался, они с тётей Леной поженились. К тому времени у неё уже родился ребёнок – тот самый Владик. Дядя Фима его усыновил, и все вокруг считали, что они самые что ни на есть родные люди. Всего у дяди Фимы с тётей Леной было четверо детей: ещё один сын и две дочери. Но лишь старшая из них, Ираида, пошла в нас, Жилиных: была высокой, со спортивной фигурой, хотя и слегка сутулой. Младшие же дети, дочь Тамара и сын Алексей, во всём походили на своих родителей.
Собрались мы, пообнимались, как это у близких людей, давно не видевших друг друга, водится, и принялись за расспросы. И первым делом дядя Фима спросил:
– Аль, а ваши-то дети где?
– Вероника на конференцию в Крым улетела. На её любимой обсерватории она сегодня доклад делает, а Юлий чувствует себя не очень, дома решил остаться. Да ему тоже в каком-то архивном обществе выступать, заодно подготовиться хочет. А вот где ваши Алексей с Ираидой, это я у вас спросить хочу.
– Лёшка в командировке, он теперь в новой компании работает. Производством химического оборудования хотят заниматься. Вот и полетел на какой-то комбинат в Ангарск. Он под Иркутском находится. Там вроде заинтересовались их разработками. А Ирка на юга умахнула, ей отпуск дали.
– Так, – огляделась тётя Аля, – значит, не хватает только Валентина с Таисией. – И она требовательно на моих родителей посмотрела.
– А у него, – улыбнулась мама, – завтра тоже доклад, то ли на учёном совете, то ли ещё где. Попросил извиниться за него. Ну а Тася без него никуда не ходит.
Дядя Фима рукой махнул:
– Тогда, если никого больше не будет, пойдёмте скорее, там нас заждались, небось.
– Постойте, а Мария-то где? – спросил папа.
– Да Матрёна с самого утра у Петуховых, готовить помогает. Холодец свой любимый дома сварила и к Лине притащила. В общем, при деле она там. Линка на работу даже не пошла, с отцом крутится. Они уже с утра в больницу съездить успели. Вроде далековато больница находится, на Варшавке или Каширке где-то. Сейчас придём – узнаем, что там да как.