Жить и сгореть в Калифорнии
Шрифт:
41
Огонь способен говорить.
И потому неудивительно, думает Джек, что существует выражение «языки пламени» — ведь огонь и вправду ведет с тобой разговор. Горя, он говорит с тобой цветом пламени и дыма, скоростью распространения, звуками, которые он издает, поглощая тот или иной материал, а сгорая, он оставляет после себя письменный рассказ.
Огонь сам себе летописец.
Он так чертовски доволен собой, что просто не способен удержаться и не бахвалиться тем, что он сделал и как ловко у него это получилось.
Почему на следующее
Он стоит в этом темном месте трагедии и слушает то, что нашептывает ему огонь. Огонь дразнит его, побуждает к действию. Шепчет что-то вроде: «Прочти мое послание, ведь ты же умница. Здесь все сказано, но надо знать мой язык. Ты должен уметь беседовать со мной на моем языке».
Я сгожусь для этого, думает Джек.
Ведь я бегло говорю на языке огня.
Начнем с кровати.
Потому что Бентли обозначил ее как точку возгорания, и похоже, так оно и есть.
Ее с пружин чуть ли не скребком счищать пришлось.
И правда — на металле остались следы запекшейся крови. И чувствуется характерный запах горелого мяса, который ни с чем не спутаешь.
А сами пружины искорежены и слегка расплавлены. Такое происходит, только если пламя очень жаркое, — Джек знает.
Плавиться этот металл начинает лишь при температуре две тысячи градусов по Фаренгейту.
И огонь вот что говорит Джеку.
Я очень сильный, дитя мое, я чертовски сильный, и я прикончил ее в постели.
А в кровле — дыра. В точке возгорания образуется пламя, и перегретые газы поднимаются вверх как огненный шар. Шар достигает потолка и — бах!Это означает, что огонь говорит: «Я так страшен, Джек, что в комнате меня не удержать. Я так огромен и злобен, что мне хочется взлететь. Вырваться, дитя мое. Показать мою удаль небесам».
Джек смотрит вниз и видит слева от кровати то место, где в золе копался Бентли; он видит: где была пролита водка — там подпалина, место это выгорело, и на полу остался след. Остались и осколки — закопченные, замусоленные, и в том числе горлышко бутылки.
Джек видит, откуда Бентли почерпнул свою теорию.
Но этот ленивый гад остановился на полдороге. Схватился за первый попавшийся ответ, смотал удочки и был таков — как будто за ним погоня.
А вот Джек продолжает глядеть.
И не только потому, что считает Бентли кретином, и не только из-за рассказа Летти, просто плестись в хвосте у кого бы то ни было, повторяя чужие выводы, — так только лентяи делают, это худший вид разгильдяйства, порождающий ошибки, если здесь и вправду произошла ошибка. Один лентяй, как попка, повторяет ошибку другого.
И ошибки множатся, образуя порочный круг.
Так что надо начать сначала.
Снова-здорово, избегая предвзятостей и заранее заготовленных суждений, а лишь слушая, что говорит огонь.
Первое, что он говорит: в этой комнате горело немало вещей, потому что золы и головешек здесь по самую щиколотку. Джек прилаживает диктофон и начинает наговаривать свои наблюдения.
— Обратите
Толстый угольный слой говорит Джеку и еще кое-что, что записывать он не собирается. Обычно такой слой образуется, если пламя горело жарко и быстро — только так пламя может успеть спалить столько всего до прибытия пожарных.
Следующее, на что он обращает внимание, — это рельефугольного слоя.
Если у огня есть язык, то рельеф этот — его грамматика, структура его фраз, их состав, соотношение подлежащего, сказуемого и дополнения. И фразы эти вопиют, гремят, громыхают, как поезд на бешеной скорости, как перестук колес: глагол-глагол-глагол, ведь речь он ведет, друг мой, о пламени, которое движется, движется безостановочно, не делая пауз в конце абзацев или перед разными там запятыми.
Джек думает, что на этот раз пламя катилось как волна, потому что наблюдаемый им рельеф на языке профессионалов зовется «аллигатор», ибо выглядит как кожа крокодила. А остается такой рельеф, когда жаркое пламя распространяется очень быстро. Оно сжигает и движется дальше, вычерчивая четкую границу между сожженным и тем, что оно пощадило. Отсюда и получается крокодиловая кожа.
Чем жарче пламя, чем быстрее горит, тем больше неровности этой кожи, тем крупнее крокодил.
Здесь Джек наблюдает крокодила очень крупного.
Он рассматривает обугленные клочки того, что раньше было дорогими, белыми с золотом обоями, чтобы их заменить, надо будет потратить кучу денег; и он задается вопросом: могли ли эти обои при всей их бешеной дороговизне стать единственным топливом, чтобы произвести на свет такого «аллигатора».
В диктофон, однако, он этого не говорит — оставляет свои соображения при себе. Все, что он произносит, это: «Двигаясь вдоль западной стены спальни, я наблюдаю толстый обгорелый слой типа „аллигатор“».
Наблюдать — это одно, запечатлеть же — дело другое, потому что в комнате кромешная тьма, а во тьме ничего не снимешь. Поэтому Джек выискивает свое портативное световое устройство и начинает обводить контуры светом. Стоя в углу и глядя в видоискатель камеры, он передвигает свет от стены к центру комнаты. Смотрит, где свет начинает меркнуть — значит, пора переходить к следующему кадру. Он щелкает снимки один за другим — цветные и черно-белые, вместе со светом двигаясь в центр комнаты. Потом он переходит в другой угол и повторяет то же самое с другой стороны, и так далее, пока не отснята вся комната. Он подписывает каждый кадр и наговаривает свои комментарии. Затем он чертит план комнаты и помечает места, с которых был снят тот или иной кадр, и какая часть комнаты снята. Чтобы, когда дотошный умник адвокат скажет: «Но вы ведь не знаете точно, что снимали этот кадр из юго-западного угла комнаты, правда?» — Джек, помахав в воздухе блокнотом, мог возразить: «Нет, знаю, господин адвокат, потому что привык помечать свое местонахождение во время…»