Жить и сгореть в Калифорнии
Шрифт:
А любой закоренелый циник считает, что если хочешь устроить пожар, то самое подходящее для этого место — шкаф, потому что огонь там не сразу виден, а эффект «осадков» скроет улики.
И Джек, стоя на коленях, роется в золе у задней стенки шкафа и очень скоро находит то, что искал, — отметину на стене в форме высокой и узкой буквы «V». Знаменательно, что буква эта узкая, а не широкая. Широкой «V» огонь говорит, что распространялся нормально, с нормальной скоростью, поглощая нормальную пищу. Узкой же «V» огонь сообщает вам нечто иное.
Он говорит: «Я был очень
И очень скор».
И еще одна странность в этом «V». Кончик его не заканчивается острием, точкой. Он как будто срезан.
И Джек усматривает в этом некий намек: «Знаешь, приятель, возможно, мне кто и подсобил».Подлил маслица. Добавил кое-что для начала, чтобы помочь мне взбодриться.
При случайном пожаре буква «V» будет заострена. Но если огню помогли разгореться, то есть если кто-то плеснул на пол катализатор, основание — оно же кончик буквы «V» — будет широким, оно расплывается, как лужица самого катализатора. Потому что тогда получается не точка возгорания, а именно его лужа, вспыхивающая сразу и вдруг.
Так что теперь Джек уверен, что точек возгорания было по крайней мере две.
Что на единицу больше положенного.
А если что-то Джеку и известно о случайном пожаре, так это то, что точку возгорания он имеет, как ни крути, одну и только одну.
Случайно огонь не вспыхивает сразу в двух местах.
Такого не бывает.
Джек отодвигает в сторону обугленные остатки чего-то, напоминающего пальто, валяющиеся у стенки под буквой «V».
Он мог бы поклясться, что слышит хохот, — это хохочет огонь.
Потому что в полу обнаруживается дыра. Шириной в срезанное основание буквы «V».
Что заставляет Джека подумать: а может, Летти и права.
Может, Пам действительно была убита.
43
Летти дель Рио стоит в расположенной в Гарден-Гроув мастерской, полной порезанных на части машин, и, приперев к стенке пятерых вьетнамских парнишек, чьи кисти стянуты пластиковыми жгутами, допрашивает их. Но ни один из этих хитрюг не желает сообщить ей того, что она хочет выведать.
Того, чем занимались Тран и До, когда так внезапно продемонстрировали гудиниевский фокус с исчезновением.
Она вовсе не хочет тягать этих парнишек за машины — одна морока, а толку чуть, но ей все-таки придется это сделать, если в их поведении не наметится перелом.
И она говорит толмачу:
— Скажите им, что за машины они получат от пяти до восьми лет.
Развернув жвачку, она сует в рот пластинку «Джуси фрут» и жует, пока толмач переводит ее угрозу и получает ответ.
— Они говорят, что им дадут условное, — сообщает толмач.
— Нет, — говорит она. — Скажите им, что я лично потащу их за шкирку к судье и уж добьюсь того, чтоб он вдул им по полной. Переведите.
Он переводит.
Потом выслушивает ответ и произносит:
— Они говорят, что вы продажная женщина.
— Смышленые ребята, — замечает Летти. — Очень смышленые. Передайте этим смышленым ребятам, что не советую им теперь стелить постелей, потому что я буду трясти надзирающего за ними
Какого черта, думает Летти, эти парнишки местные, родились здесь, в Маленьком Сайгоне, который хоть официально и относится к Калифорнии, но, по существу, является все тем же Вьетнамом (Южным). И все они здесь говорят по-английски — до тех пор, пока их не прищучат, а тогда начинают прикидываться, что не понимают ни слова, и требуют переводчика, потому что знают, как утомительно вести допрос через переводчика и сколько времени уходит на перевод.
Все это злит Летти.
— Ты ведь говоришь по-английски, верно? — обращается она к тому, кто постарше и кто поглядывает на остальных, всем своим видом показывая, что лучше помалкивать. Она проверяет его документ, в котором он значится как Тони Кы. — Я разыскиваю Трана и До и знаю, что дела у вас с ними общие. Поэтому я и лезу к вам в печенки и буду продолжать это делать, пока вы мне не поможете. Нет, через переводчика не надо, у меня ваши пошлости уже вот где сидят! Просто учтите то, что я вам сказала.
Как будто это поможет, думает Летти.
Ведь Маленький Сайгон — это замкнутый мир, и ей в него не проникнуть. Вот она и злится на этих ребят и на босса, направившего ее, латину, в этот замкнутый мир азиатских мужчин.
Как будто они захотят со мной разговаривать, думает она.
А еще ее злит необходимость обратиться к Дяде Нгуену, единственному, кто может заставить здешних открыть рот и помочь ей, но иметь дело с Дядей Нгуеном тоже радость небольшая. Некогда он был полицейским в Большом Сайгоне и вполне заразился духом этакой полицейской панибратской снисходительности — дескать, все мы, полицейские, в одной лодке, но сама подумай, кто здесь ты и кто я. Он либо ничего ей не расскажет, либо, еще того хуже, велит молчать остальным.
Да, черт возьми, если этих двух поганцев, Трана и До, шлепнули, это могли сделать и с ведома и согласия Дяди Нгуена, так что ничего у нее не выйдет — полный тупик. И все-таки придется продолжать, чтобы не злить босса.
Хотя это радость и небольшая.
Она велит полицейским взять парнишек под стражу и начинает обыск помещения.
Что хорошо во вьетнамцах, думает Летти, это то, что они всё записывают. Вот смошенничают, например, уведут друг у друга машины, обчистят их, продадут на запчасти, получат страховку и всё запишут — чьи машины были украдены и сколько денег выручено.
Думают, наверно, как думали и раньше всякие там финансовые махинаторы, что успеют уничтожить улики до того, как полиция постучится в дверь.
Но, как это для вас ни прискорбно, вы просчитались. Помощник шерифа дель Рио — не чета обычному полицейскому. Она проворнее.
И к тому же умнее.
И уж гораздо проворнее и умнее тех сукиных детей, которым не хватило соображалки даже попытаться поступить в какой-нибудь захудалый колледж, а вот корежить машины — с нашим удовольствием.