Жить и умереть в Париже
Шрифт:
Улыбнувшись официанту, она заказала салат, круассан и кофе.
Достав из сумочки уже вторую по счету, почти пустую пачку сигарет, она подумала, что все, пора завязывать, и все же закурила, почувствовав, как к ней возвращается благоразумие и мудрость. Она становилась сама собой: сильной, уверенной. Сейчас она была в состоянии строить планы. То, что она далеко от Парижа, — не помеха. Она сделает нужные деловые звонки. Найдет Интернет-кафе, приведет в порядок бизнес, заброшенный в этой безумной гонке последних дней. Все будет хорошо. Все наладится. Она повторяла про себя эти слова как заклинание.
Выйдя
Уже вовсю шел сбор винограда, и у молодого улыбчивого парня Ольга, соблазнившись, купила литровую бутылку молодого вина, знаменитого местного рислинга. «Прекрасно! — улыбнулась она про себя. — Можно жить!»
Окрыленная свободой действий, она наслаждалась вещами, о которых раньше и не задумывалась: как, оказывается, приятно ходить не оглядываясь, иметь безопасный угол и, самое главное, никуда не бежать. Она передернула плечами, вспомнив двух мужчин в «Рице» и тень, метнувшуюся из дверей ее квартиры.
От одной только мысли, что сегодня вечером она приготовит ужин, примет ванну, включит телевизор, выпьет молодого местного вина, которое, как говорят, проникает прямо в кровь, и будет спать в собственной постели, у нее делалось радостно на душе. Довольная собой, она решила зайти в банк и вернуться домой.
Однако, проходя мимо салона красоты, Ольга остановилась. Так же, как сегодня на автостраде она не задумываясь повернула на Рибовиль, так же и теперь она решительно потянула на себя входную дверь салона и очутилась в просторном, пахнущем хорошими шампунями и косметикой зале.
Народу почти не было. Высокая парикмахерша с пышными формами делала перманент худенькой пожилой даме, уборщица сметала в кучу чьи-то каштановые пряди, да в углу маникюрша болтала с клиенткой.
Молодой человек с женственной наружностью и такими же манерами посадил Ольгу в кресло и, казалось, не поверил своим ушам, поняв, что клиентка хочет коротко постричь и покрасить в рыжий цвет волосы. Он начал отговаривать Ольгу, расчесывая ее роскошную светлую шевелюру. Но она твердо стояла на своем.
Вздохнув, молодой человек начал стричь блестящие густые волосы. Все находящиеся в парикмахерской с интересом наблюдали, как на их глазах менялся облик женщины. Из холеной, ухоженной особы Ольга на их глазах превращалась в худенькую, прелестную девушку, почти подростка. Волос на ее голове осталось совсем мало, и парикмахер чуть не плакал, когда струей горячего воздуха из фена пытался вспушить затылок с торчащими рыжими прядками.
Метаморфоза действительно была разительной. И главное, удивительно подошла Ольге. Ее глаза сделались еще больше и на фоне волос приобрели зеленоватый оттенок. Тонкие черты лица и большой, красиво очерченный рот стали еще выразительнее. Шея, прежде почти скрытая копной волос, казалась по-детски тонкой и незащищенной. Во всем облике Ольги проступило что-то невыносимо трогательное.
Когда Ольга с улыбкой взъерошила
Ольгу проводили до дверей всем коллективом и долго потом обсуждали необычную экстравагантную иностранку, неизвестно какими судьбами оказавшуюся в их городке.
А та, как ни в чем не бывало выйдя из парикмахерской, зашла в оптику, подобрала себе изящные, почти без оправы очки с затемненными стеклами и на этом закончила свое преображение. Как будто заново рожденная, Ольга вернулась домой и с легкой душой принялась за приготовление ужина.
За два дня, что они находились в Страсбурге, Марина успела не только довольно хорошо изучить центр города, походить по магазинам, но даже в музеи заглянуть. Аркадий, а теперь он окончательно взял инициативу по проведению операции в свои руки, не слишком обременял ее нудным сидением в машине.
Марина, казалось, совсем утратила чувство реальности. Уход из офиса «Аэрофлота». Внезапная, оглушившая ее любовь к Алику и его ответное чувство, в котором у нее не было причин сомневаться… И все же мешало смутное беспокойство, которое она постоянно пыталась заглушить в себе, беспокойство, вызванное той работой, которой ей теперь приходилось заниматься…
Иногда ночью, обнимая Алика, она чувствовала, что внезапные слезы начинают душить ее. Она начинала задавать Алику вопросы, от которых тот уклонялся. Потом он целовал ее залитое слезами лицо, говорил, что любит, и спрашивал, любит ли она его. Она прижимала к груди его голову и отвечала, что, конечно, любит, любит так, как никогда никого в жизни не любила. И не понимала, почему в ответ, прижимая ее к себе, Алик судорожно, почти со стоном вздыхал.
Но ведь не могла же та жизнь, которую она вела сейчас, длиться вечно! Неужели то, о чем осторожно говорит Алик, — их общее будущее, покупка квартиры на проценты, полученные за удачно проведенную операцию по поимке Ольги Азаровой, неужели все это возможно? Неужели у них будет семья и Кирилл будет с ними… Или опять постылый муж, ежедневный путь на работу и домой, покупка еды и одежды подешевле, ожидание, как манны небесной, поездки к маме в Москву? Нет, только не возвращение к прежней жизни!
Вчера она позвонила домой, поговорила с сыном, уговаривая его не капризничать и еще немного подождать маму, которая вернется с подарками. Муж лишних вопросов не задавал. Тех денег, которые она ему перечислила на банковский счет, хватало и на няню для ребенка, и на оплату многочисленных счетов, и на продукты.
Заходя в страсбургские универсальные магазины, она покупала в основном одежду и игрушки для сына. Теперь она могла себе это позволить. Уже набралась целая сумка качественных нарядных детских вещичек и игрушек, которые Марина собиралась посылкой отправить в Париж. Пусть мальчик порадуется!