Житие Сергия Радонежского

Клосс Борис Михайлович

С троицким игуменом считаются обе противоборствующие стороны, и в 1442 г. убеленному сединами старцу удалось остановить стремительный поход на Москву Дмитрия Шемяки и Александра Чарторыйского, о чем в Ермолинской летописи записано: «и не пусти их игумен Зеновей, и еха наперед сам игумен и помири их» (с великим князем) [98] . Мир был заключен и клятвы произнесены перед ракой Преподобного Сергия.

Почитание Сергия Радонежского самим великим князем означало уже собственно государственное признание культа святого. Сформулированный в великокняжеских докончаниях 1448 г. общерусский пантеон святых включал имена святителей Петра и Леонтия, преподобных Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского [99] .

98

ПСРЛ. СПб., 1910. Т. 23. С. 151.

99

Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XV вв. М. — Л., 1950. С. 151—155.

Ввиду столь возросшего значения Троице–Сергиева монастыря выбор игумена уже не является событием внутримонастырской жизни, а становится объектом пристального внимания государственной власти. Причем каждая из враждующих династий старается поставить во главе

монастыря своего сторонника. На коротком отрезке 1445—1447 гг., в связи с переменами на великокняжеском столе сменилось три игумена. После смерти Зиновия, при Василии Васильевиче место предстоятеля занял Геннадий Саматов (1445—1446 гг.). Стоило утвердиться на великокняжеском столе Дмитрию Шемяке — и на игуменском месте стал Досифей Звенигородец (1446—1447 гг.). С возвращением Василия Темного последовала перемена и на Троицком игуменстве — им теперь назначен сторонник Василия II Ферапонтовский игумен Мартиниан (1447—1454 гг.). В последующем кандидатуры в Троицкие игумены выбирались великим князем, как правило, из монахов других монастырей, и только в конце XV — начале XVI в. и во второй четверти XVI в. троицким властям удавалось заполучить игуменов из самих троицких постриженников. Своеобразной реакцией на это троицких соборных старцев явились попытки ограничить власть игумена, свести ее к положению нравственного надзирателя и занятия в основном богослужебными делами: «А в монастырские дела ему (игумену) не вступатися ни в которые» [100] .

100

Акты, относящиеся до юридического быта древней России. СПб., 1884. Т. 3. Стлб. 25—28 (Приговор 1584 г. собора старцев Троице–Сергиева монастыря о соблюдении новым архимандритом устава прежних игуменов).

Тем временем слава о монастыре как о «святом месте» растет. Становится традицией крестить наследников престола в Троице–Сергиевом монастыре. Так, родившегося 22 января 1440 г. княжича Ивана (будущего Ивана III) крестил игумен Зиновий [101] . 4 апреля 1479 г. будущего Василия III крестили в Сергиевом монастыре Ростовский архиепископ Вассиан (бывший Троицкий игумен) и игумен Паисий Ярославов [102] . 4 сентября 1530 г. в Троице–Сергиевой обители торжественно крестили будущего Ивана IV: восприемниками были известные святой жизнью старцы — Даниил из Переяславля, 100–летний Кассиан Босой из Иосифо–Волоколамского монастыря, Иев Курцев из Троицы, священнодействовал Троицкий игумен Иоасаф Скрипицын [103] .

101

ПСРЛ. Т. 23. С. 150.

102

ПСРЛ. Т. 25. С. 323.

103

Дата крещения обнаружена в записи Троицкого игумена Александра на листах церковного устава: ГИМ, Вахр. № 778. Л. 3.

Все более регулярными становятся поездки (а иногда и пешие хождения) в Троице–Сергиев монастырь на богомолье членов великокняжеской семьи; они совершались на храмовый праздник Троицы — день Сошествия Святого Духа на апостолов (= Пятидесятница), который в XV—XVI вв. и стал называться Троицыным днем [104] , на 5 июля — день обретения мощей преподобного Сергия, на 25 сентября — день памяти Сергия. Во времена Ивана IV такие посещения стали особенно частыми, а при Романовых превратились уже в своего рода ритуал.

104

По Триоди, служба на Пятидесятницу включала славословия Святой Троице и специальную стихиру «Приидете людие, Трисоставному Божеству поклонимся»: Цветная Триодь. М., 1591. С. 179. Тот же текст в Триоди 1403 г. — ГИМ, Усп. (перг.), № 7; аналогичный текст (но в другом переводе) содержится в Триоди конца XII в. — ГИМ, Воскр. (перг.), № 27 (справка получена от Е. В. Ухановой). Следовательно, по крайней мере с XII в. храмовым днем Троицких церквей (они тогда уже были в Пскове, Новгороде и Киеве) являлась Пятидесятница. По описанию Пахомием Логофетом чудес 1449 г., стечение богомольцев в Троице–Серги–ев монастырь начиналось с субботы «на Сшествие Святаго Духа», празднество продолжалось в «неделю Съшествие Святаго Духа» и «понеделник Святого Духа» (РГБ, Овч. № 277. Л. 84—85). Древность обычая зафиксирована новгородской Синодальной летописью под 1301 г.: тогда сражение со шведами произошло 19 мая, «в пяток, пред Сшествием Святого Духа» (Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 91). Следовательно, названия Троицына дня в XV веке даже в самом Троице–Сергиевом монастыре официально не существовало (это подтверждает и обследование списков XV в. Иерусалимского устава), хотя на бытовом уровне Пятидесятница иногда называлась Троицыным днем. Поэтому лишено всякого основания предположение отца Павла Флоренского о литургическом оформлении Троичного дня в творчестве преподобного Сергия, о том, что «праздник Троицы, нужно полагать, впервые появляется в качестве местного храмового праздника Троицкого собора», и т. п. (см. статью П. Флоренского «Троице–Сергиева Лавра и Россия»). Некритически воспринял эти положения Флоренского А. И. Клибанов, см.: Клибанов А. И. К характеристике мировоззрения Андрея Рублева // Андрей Рублев и его эпоха. М., 1971. С. 94 и след.

При Грозном значение Троице–Сергиевой обители вообще резко возрастает: монастырь обносится каменной крепостной стеной, воздвигается великолепный Успенский собор, а в 1561 г. троицким предстоятелям присваивается сан архимандрита и первое место среди игуменов русских монастырей. С этого времени ни одно значительное государственное или церковное событие не проходит без участия троицкого архимандрита.

С возвышением Троице–Сергиева монастыря связано и другое знаменательное явление: превращение местной иконы «Троицы» письма Андрея Рублева в официальный палладиум царской династии.

Датировка Рублевской «Троицы», ее судьба в XV—XVI вв., даже местонахождение иконы — все это непростые вопросы, вызывающие разногласия и споры ученых. По показаниям поздних памятников (конца XVII — начала XVIII в.), «Троица» была написана Андреем Рублевым «в похвалу Сергию» еще при игумене Никоне. Между тем существуют более ранние источники (Вкладные книги Троице–Сергиева монастыря 1639 и 1673 гг.), сообщающие, со ссылкой на Описные ризные книги 1575 г., что образ «Троицы» является вкладом царя Ивана Грозного: «Государя ж царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии вкладу, написано в отписных ризных книгах 83–го году… Образ местной Живоначальные Троицы обложен златом, венцы златы, в венцах 31 камень розных цветов да жемчюг бурминской… , да по полям у образа 32 святых златы вольячны, писаны чернью» [105] . Т. В. Николаева пыталась истолковать текст Вкладных книг в том смысле, что речь идет не о вкладе царем иконы «Троицы», а лишь об украшении ее золотом, драгоценными

камнями и различными привесками [106] . Однако, убедительных аргументов у исследовательницы не нашлось. Зато прямо, без обиняков прочел текст В. А. Плугин и выдвинул гипотезу, что икона Рублева появилась в Троице–Сергиевом монастыре только во время правления Ивана Грозного. Время вклада царя историк определил как вторую половину 50–х — 60–е годы XVI в. [107]

105

Вкладная книга Троице–Сергиева монастыря. С. 27.

106

Николаева Т. В. Оклад с иконы «Троица» письма Андрея Рублева // Сообщения Загорского музея–заповедника, вып. 2. Загорск, 1958. С. 31—38.

107

Плугин В. А. О происхождении «Троицы» Рублева // История СССР. 1987. № 2. С. 64—79.

Гипотеза В. А. Плугина дала простор для всякого рода фантазий о происхождении Рублевской «Троицы»: раз икона написана не для Троице–Сергиева монастыря, то она могла быть написана где–угодно (в Звенигороде, подмосковном селе Воробьеве, Новгороде, Твери), да и вообще принадлежит ли она кисти Рублева? Стало ясно, что без привлечения новых источников разобраться в проблеме невозможно.

Но проследим дальнейшую историю иконы, упомянутой в Описных книгах 1575 г. как вклад Ивана Грозного. Н. А. Маясова обратила внимание на статью Пискаревского летописца, в которой говорится о судьбе «Троицы» на рубеже XVI—XVII вв. [108] В 1955 г. летописец был опубликован фрагментарно и не исследован, сейчас появилось профессиональное издание в серии Полного собрания русских летописей (Т. 34). Приводим текст по этому изданию: «Лета 7107… Того же году царь и великий князь Борис Федорович по обещанию своему написаше образ Живоначальные Троицы и положиша оклад злат с камением многоценен на старой образ, а на новой образ оклад старой, и поставиша его у Троицы в Сергееве монастыре… Того же году слит колокол большой и поставлен у Троицы в Сергееве манастыре. А шел за образом и за колоколом сам царь и великий князь Борис Федорович всеа Русии и с царицею» [109] . Следовательно, в 1598—1599 гг., согласно Пискаревскому летописцу, по приказу царя Бориса Годунова был написан «новый образ», на который перенесен «старый» оклад Ивана Грозного, а на «старый образ» (т. е. Рублевский) был изготовлен новый роскошный оклад. Правда, по Троицким вкладным книгам устройство Годуновского оклада отнесено к 1599—1600 гг.: «108 году государь же царь и великий князь Борис Федорович всеа Русии обложил чюдотворной месной образ Живоначальные Троицы златом и многоценным камением и драгим жемчюгом и всякою царскою утварию украсил, да к тому же образу устроил киот обложен серебром чеканным месты золочен» [110] . Думаю, что ошибается скорее Пискаревский летописец, потому что известие об украшении иконы «Троицы» и о литье колокола разбито на два фрагмента и, следовательно, является вставкой. В свою очередь, из 1599—1600 гг. следует исключить возможность шествия ко дню памяти Сергия 25 сентября 1599 г., так как в это время Борис Годунов болел [111] . Таким образом, наиболее вероятным временем поездки царя в Сергиев монастырь с новым окладом «Троицы» и большим колоколом является 1600 г. и именно Троицын день, который в 1600 г. приходился на 11 мая.

108

Маясова Н. А. О датировке древней копии «Троицы» Андрея Рублева из иконостаса Троицкого собора // Сообщения Загорского музея–заповедника, вып. 3. Загорск, 1960. С. 170—174.

109

ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 202.

110

Вкладная книга Троице–Сергиева монастыря. С. 29.

111

В рукописи Стоглава РГБ, Троиц. № 215 на л. 12 об. — 13 об. почерком начала XVII в. вписан текст письма царевича Федора Борисовича старцу Варсонофию Якимову, где тот сообщает, что ко дню памяти Сергия 25 сентября 1599 г. царь не сможет приехать по причине болезни.

Судя по монастырской описи 1641 г., «новый» образ «Троицы» под Грозненским окладом с 32 гробницами находился в местном ряду иконостаса Троицкого собора слева от Царских врат, а «старый» образ под Годуновским окладом с 34 гробницами — справа от Царских врат [112] . Но в состоянии Грозненского оклада произошли изменения: исчезли некоторые «привесы», три цаты и девять плащей по «соборному приговору» взяты и приложены к другой иконе «Троицы», которая находилась в церкви Соловецких чудотворцев.

112

Сергиево–Посадский музей–заповедник, № 289. Л. 3—8 об., 21—23.

«Старый» образ «Троицы», который находился под Годуновским окладом, пользовался особым почитанием: он описан как «чудотворный», новый царь Михаил Романов сделал в 1626 г. к образу новые «приклады» (три золотые цаты).

Неизменное положение в иконостасе обеих икон «Троицы» фиксируют Опись 1701 г. [113] и все последующие описи XVIII и XIX вв.

«Чудотворный» образ «Троицы» в начале XX в., после снятия Годуновского оклада и расчистки В. П. Гурьянова, предстал в своей подлинной красоте и признан достойным кисти несравненного Андрея Рублева. Сам оклад, хотя и в переделанном виде, сохранился до нашего времени и находится в экспозиции Ризницы.

113

РГАДА, ф. 237 (Монастырский приказ), оп. 1, д. 27. Л. 2—7, 15 об.

Судьба Грозненского оклада, которая волнует нас в первую очередь, оказалась более печальной. Из Описи 1789 г. узнаем о переделке оклада: «На оном образе риза с позолотою вкладу Троицкия лавры монахов Алексея Логинова, Петра Фунтусова и Илария в 1755–м году» [114] . Составители Описи 1858 г. сверились с Вкладными книгами XVII в. и пришли к ошибочному выводу: «Сия икона дана и украшена камнями царем Иоанном Васильевичем» [115] . Это утверждение перешло в Опись 1861 г. [116]

114

Сергиево–Посадский музей–заповедник, № 50. Л. 24 об.

115

Сергиево–Посадский музей–заповедник, № 3. Описание иконы № 44.

116

Сергиево–Посадский музей–заповедник, № 41. Л. 18 об.