Житие старца Паисия Святогорца
Шрифт:
Помимо того что Старец имел просвещенный ум и рассуждение, в серьезных вопросах он получал особые извещения от Бога — прося или даже не прося Его об этом. Несмотря на это, если речь шла о вопросах, касавшихся только его самого, он, по многому смирению, не хотел следовать своей личной воле, но спрашивал, как ему поступить других старцев, духовников, епископов и даже своих духовных чад — оказывая им послушание.
Старец говорил и следующее: «Насколько бы правильным не было мое личное мнение о касающемся меня вопросе, я не могу ему доверять, потому что это мнение — мое. Врач, если заболевает, не ставит себе диагноз сам. Он идет к другому врачу, хотя бы тот и уступал ему в опыте и врачебном искусстве».
Первое время, когда Старец переселился в «Панагуду», до него стали доходить желчные комментарии некоторых монахов, кельи которых расположены на пути из Кариеса к его келье. Шедшие к Старцу посетители беспокоили этих отцов, и те роптали.
В другой раз Старца приглашали в безмолвное место в Канаду. Подобно тому как Великий Антоний спрашивал своего ученика, надо ли ему идти в Константинополь, Старец Паисий спрашивал, ехать ли ему в Канаду, своих духовных чад и, оказывая им послушание, не поехал. В другой раз он задумал посадить во дворе «Панагуды» несколько виноградных лоз, чтобы приходившие к нему паломники сидели в тени виноградных листьев. Однако, когда кто-то из монахов выразил несогласие с его желанием, Старец послушался и сажать виноград не стал.
Когда в «Панагуду» приходил служить Литургию какой-то иеромонах, Старец спрашивал его о том, что ему читать, пока тот совершает Проскомидию: Часы, молебный канон Пресвятой Богородице, правило ко Святому Причащению или же молитву Иисусову? «Я привык слушаться священника и делать то, что он мне говорит», — говорил Старец.
Если послушание есть отсечение воли и «отвержение... собственного желания» [145] , то это значит, что Старец Паисий до конца жизни был истинным послушником. Прежде всего, это проявлялось в презрении телесного покоя. «Отсекать волю свою пребывающему в келии своей — значит нерадеть о телесном покое во всех его видах» [146] . Кроме этого, отдавая себя людям, которые к нему приходили, Старец доходил до того, что "не мог быть себе хозяином". Даже если он был простужен, голоден или болен, или, хуже всего, мучился, как в конце своей жизни, от кровотечений, и ему надо было пойти в туалет, он с выдержкой терпел и отсекал не только свои естественные желания, но даже и наиболее естественные человеческие нужды. Старец даже сам придумывал все новые и новые способы отсечения своей воли, давая таким образом другим пример послушания.
145
Преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица в русском переводе.
146
Руководство к духовной жизни преподобных Варсонофия и Иоанна.
Но, несмотря на это, некоторые, не расположенные к Старцу люди говорили: «Кому оказывает послушание Старец Паисий? Мы не знаем, кто у него старец». Такие люди не понимали, что для Старца жить в послушании было легко, радостно и отрадно. Однако Бог возложил на него иное служение.
Старец говорил: «Я могу жить в слепом послушании. Однако, если я несу за кого-то ответственность — то есть духовную ответственность как старец — то мне нужно проявлять инициативу самому».
Будучи послушником, Старец прошел через разные стадии послушания и был утешением для своих старцев. Он научился послушанию на деле, а не из книг. Поэтому он понимал послушников и помогал им. И хотя будучи послушником, он был строг и неуступчив к себе самому, позже, став Старцем, он подавал другим советы с мягкостью и снисхождением. Он отличался большой чуткостью, тонкостью и рассудительностью.
Старец хотел, чтобы послушание проистекало из свободы и совершалось с радостным расположением. Он не хотел, чтобы оно было формальным, внешним и казарменным, но — подчинением мудрованию Старца. Отец Паисий считал послушание исцелением от всех духовных болезней, а прежде всего — от гордости. Он подчеркивал: «Послушание — это самый быстрый и легкий путь. Это ключ, открывающий райскую дверь. Послушанием отсекаются своеволие, эгоизм, страсти, и потом к человеку приходит Благодать Божия и его жизнь становится Раем».
Старец говорил: «Если больной оказывает послушание врачу, то он выздоровеет. Если кто-то не очень умен и оказывает послушание, то он станет философом. Однако если у человека семь пядей во лбу, но послушания он не оказывает, то он себя погубит». Старец считал, что хуже всего, когда человек не слушает советы старцев и делает то, что говорит ему его помысел. Он говорил: «Если человек слушает свой помысел, то он наносит себе вред, он проиграл, он сам ищет своей погибели». Если кто-то спрашивал Старца не ради того, чтобы получить от него пользу или оказать ему послушание, но ради того, чтобы "вырвать"
Старец советовал: «Послушники должны оказывать послушание своему старцу. Если старец строг и несправедлив к ним, то они примут и обильную Благодать. Им не надо осуждать Старца. Если им трудно, пусть открывают ему свой помысел, а после этого делают то, что он им скажет. Послушник должен быть само рвение, само самоотречение, а старец лишь должен его немного притормаживать. Старцу нужно с рассуждением обрезать его лишние боковые ветви, но не верхушку [уродуя и делая его ни на что не годным]. Сперва сам старец должен пройти через послушание, ему не следует ставить на послушнике эксперименты. Старцы, которые требуют слепого послушания, должны отличаться очень хорошим зрением».
Советы Старца Паисия практичны, действенны. Они несут в себе внутреннее извещение, потому что то, о чем он говорил, он сначала применил на деле сам. Как«сотворивый и научивый» послушанию, он сначала явил себя благодатным послушником, а затем рассудительным Старцем. «Мой сладкий Паисий», — так называл отца Паисия за его послушание Старец, батюшка Тихон.
Блаженное и богатое смирение
Соль добавляется в любую пищу и делает ее вкуснее. Подобно этому, во всей жизни Старца Паисия, во всех ее проявлениях, в его словах, книгах и письмах, в его отношениях с людьми мы встречаем смиренномудрие. Его душа, как в одежду, облеклась во смирение, в это «одеяние Божества» [147] .
147
Святой Исаак Сирин. Слово 20.
Чудеса и благодеяния Божии не приносили Старцу помыслов гордости, напротив, — они становились для него поводом ко смирению и большему подвигу. Это — отличительная черта смирения Старца. Его смирение было благородным, оно было тем «блаженным и богатым смирением», о котором пишет Святой Иоанн Лествичник [148] .
Старец видел себя стоящим ниже всей твари, даже более худшим, чем животные. В одном из писем от 25 декабря 1965 года он пишет: «Мы уподобляем себя животным и этим уподоблением осуждаем даже их, несчастных. Но ведь мы не подобны им, а хуже, чем они. Однажды, размышляя о том, кому мне себя уподобить, я, в конечном итоге, не нашел ничего лучше навозного жука. Однако, поразмыслив хорошенько, я понял, что несправедлив даже к этому бедолаге. Ведь и он выполняет свое предназначение: отделяет кусочки навоза, делает из них шарики и убирает нечистоты. Тогда как я — человек разумный, творение Божие, созданное по Его образу и подобию, своим грехом собираю навоз в Храме Божием — в себе самом. И беда в том, что я не терплю, если меня называют не только навозным жуком, но даже и каким-нибудь осликом, многие и утомительные труды которого на благо человека, по крайней мере, знают все-. Это животное тоже проявляет великое терпение и в конце своей жизни уходит в небытие».
148
«Иное есть смирение кающихся, исполненное сетования, иное зазрение совести еще согрешающих и иное — блаженное и богатое смирение, которое особенным Божиим действием вселяется в совершенных». Преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе.
Старец глубоко переживал Таинство Смирения. Его ум порождал смиренные понятия и слова. Он называл себя «недоразвитым», — «сопливым», «деревенщиной», «негодным», «чучелом гороховым», «невеждой», «глупцом» и тому подобными словами.
Своим смирением Старец хранил себя в безопасности. Он знал, что«в гордыни погибель и развращение много» [149] , тогда как смирение — это тот божественный магнит, который притягивает к человеку все дарования и благословения Божии. Поэтому Старец возлюбил смирение от сердца. Смирение нравилось ему даже как слово, и он любил использовать его в обыденных выражениях, например: «сделай-ка свет немножко посмиренней», «смиренная скамеечка», «это дерево надо бы сделать маленько посмиренней» (то есть обрезать ему ветви) и т. п.
149
Тов. 4, 13.