Житие тщеславного индивида

Ионов Владимир

– И куда по морозцу бежать за помощью – вперед или назад? – спрашиваю я.

– Бежать по такой погоде – верный конец. А чтобы «Кондратий» обошел стороной, у нас с собой примус – чаек можно согреть, подождать попутки туда или сюда. Весну монголы не по погоде считают. У них, как Цаган Сар (Новый год по лунному календарю) прошел, так овцы начинают ягниться, значит – весна.

А вот и горный массив Замар: невысокая гряда черных, заросших редким леском гор. На перевале метрах в двухстах от уровня степи останавливаю Петра, чтобы оглядеться. Вокруг – бело и пустынно, только под ногами серо-черный щебень, да чуть в сторонке груда булыжников и палка с кусками

цветных тряпок. Это монгольское обозначение высшей точки перевала и священное место – Обо, куда каждый путник должен принести свой камень. И где здесь зарыто золото?! И сколько оно должно лежать нетронутым? Тема! Но пока надо найти хоть что-то живое, кроме весьма колючего ветра и струек снега, перебегающих по степи.

– Петро, мне нужно попасть куда-нибудь к людям. Есть тут живые?

– Скоро будут!

И верно, за перевалом показались юрта и какие-то постройки. Петр повернул машину к ним. Заслышав нас, залаяла собака, из юрты вышли мужчина и женщина, трое детишек в голубых и коричневых одеждах. Встали, глядят, улыбаются.

– Сайн байнауу! – поприветствовал их Пётр.

– Сайн сайхан байн! Та сайн байнауу?

И начались какие-то вопросы и ответы с улыбками на лицах и наклонами голов. Потом Петр обернулся ко мне:

– Хозяин спрашивает: в юрту сначала пойдем или в кошару?

– А как у них принято?

– Принято – в юрту. А пока хозяйка готовит сутэ цай (чай с молоком), можно посмотреть кошару.

Так и сделали. Чуток посидели за низким столиком в круглом пространстве юрты, все убранство которой состояло из хорд линялых занавесок, скрывающих какие-то сегменты юрты. Пётр и хозяин чего-то ещё побалакали, и мы пошли в кошару. Ветер унялся. Проглянуло солнце и как-то в миг от искрящегося снега запахло весной…

Через неделю почта принесла мне пакет из конторы, в котором была тоненькая тетрадочка вестника ТАСС «Вокруг света» с моим репортажем «Весна в Замаре», а вскоре пришла и пачка советских газет с этим материалом. Опубликовала репортаж и местная русскоязычная газета «Монгольские новости», что случалось весьма редко – журналисты почему-то не любят перепечатывать в своих изданиях чужие материалы. Но начало было положено, и потом мы не раз встречали свои фамилии на страницах монгольских газет.

22. Каракорум

К лету закончился период втягивания в новый ритм работы и узнавания страны. Работалось уже более или менее свободно: мы успевали за событиями, набирались впечатлений и фактов в поездках, что давало возможность не ограничиваться оперативной информацией, больше писать для всевозможных вестников ТАСС. Контора начала похваливать нас с Кимом за появление интересных материалов. В редакции соцстран настороженное отношение ко мне, которое обычно витает в коллективах, служащих «крышей» для офицеров спецслужб, сменилось на вполне нормальное, а в творческом плане – даже уважительное. Поначалу некоторые сотрудники посмеивались над объемами моих текстов для почтовых вестников: «Писатель Ионов опять прислал целую повесть!», но потом привыкли к обстоятельному раскрытию тем, за которые я брался. К тому же тексты не требовали редакторских усилий.

Устроился и быт – приехали жена и тёща, всё в доме наладилось, и надо было выходить на новый уровень в работе.

Мне нравилась Монголия своей непохожестью на всё, что я видел раньше: запахом полыни в неоглядной степи, подступающей вплотную к разноликому Улан-Батору, белыми юртами на улицах вполне современного города. Особенно трогали маленькие мохнатые коровы, бродящие

весной по центральной площади и у автобусных остановок, где они ловко вылизывали урны, доставая розовым языком брошенные билеты и окурки. Монголы ведь не кормят крупный скот, предоставляя ему право круглый год добывать пропитание самостоятельно. От того коровы и лошади у них низкорослы и мохнаты, но на диво выносливы. В городе на окурках и билетах, в степи на сухой траве, они переживают лютые зимы, не требуя никаких людских забот. Но и людям в это время года ничего не дают. И вообще со скотиной всё здесь устроено просто. Зимой ли, летом ли – утром коровы и лошади уходят добывать корм и возвращаются только поздним вечером, скорее лишь для того, чтобы посмотреть: жив ли хозяин. Так же ведут себя яки в горной части страны и верблюды – в пустынной. Монголы пасут их только в период появления приплода, вернее даже не пасут, а охраняют молодняк от хищников. Постоянного пригляда пастухов требуют только козы и овцы, способные разбредаться без присмотра куда угодно.

В большинстве своем монголы – народ несуетливый и созерцательный. Они могут часами сидеть на одном месте, смотреть на степь или горы. Но зато и примечают всё до мельчайших деталей. Вот почему монгол никогда не заблудится ни в голой степи, ни в лесу, ни в горах – он знает их едва ли ни лучше, чем круглое пространство своей юрты.

К созерцательности аборигенов нужно привыкнуть. Как-то в порядке обмена с Монцамэ к нам приехал Новгородский корреспондент Виктор Черняев. Я повез его в Тэрэлдж показать местные красоты. Это недалеко от Улан-Батора, там причудливые вершины гор, похожие то на скачущего всадника, то на мальчика, читающего книгу, и есть совершенно отдельно стоящая в степи скала, напоминающая огромную черепаху. Легенда гласит, будто на спине черепахи, задумывая очередной набег, некогда сиживал сам Чингисхан.

Так вот, по дороге в Тэрэлдж, сразу за Улан-Батором начинаются, сказать по нашему, дачные участки монголов – щитовые домики с небольшим участком степи, огороженной сеткой-рабицей. На участке ничего нет, кроме домика и камней. Но обязательно есть сидящий на крыльце монгол, задумчиво, глядящий на камни или на вершину ближайшей горы.

– А чего это у них на участках ни деревца, ни грядки? – удивился Виктор.

– А бог их знает! Я здесь вообще пока не видел никаких посадок возле дома или юрты.

Когда вернулись на корпункт, Виктор налетел на нашего нового переводчика Боджо, колоритного усатого монгола:

– Боджо! Это что вы за народ такой?! Ни куста, ни травинки у вас на дачах не растет, а хозяева сидят, мечтают. Лодыри, что ли? – закричал он почти с порога.

Боджо медленно развернулся на стуле, подкрутил длинные усы и спокойно ответил:

– Это потому, Виктор, что мы кочевники, мы – номады. У нас траву жрёт скотина. А мы едим мясо.

– Ну, тогда ладно, – гость не нашелся больше, что сказать.

А я вспомнил рассказ Баяра о происшествии на его даче: мать у него доктор биологических наук, и у неё-то как раз на даче кое-что растёт. Однажды мать пригласила на дачу коллегу с детьми, и чтобы те не мешали ученым разговорам, отправила детей пощипать клубники с грядки. При этом угостила каждого из четверых по ягодке из тарелки. Монголята никогда не пробовали ягод, но съели клубнику, и она им понравилась. А когда через час-другой женщины вышли на улицу, они увидели на крыльце груду кустов клубники, детей, шумно клюющих оттуда ягоды, и совершенно пустую гряду. Откуда им было знать, как иначе можно было добыть угощение?