Живая бомба
Шрифт:
— Это все? — спросил Поремский.
Кузнецов кивнул:
— Да.
Физиономия у него при этом была жутко довольная.
— Замечательно, — сказал Поремский. — Чувство юмора у вас есть, но литератор вы, извините, плохой. Да и в истории вы явно не Эдвард Радзинский.
Раздался тихий скрип, дверь кабинета слегка приоткрылась.
— Владимир Дмитриевич, к вам можно?
— Входи, Миша.
В кабинет вошел Камельков, а за ним Антон Антонович Михайлов. Остановившись у
— Мать честная, он! — сказал Михайлов. — Честное слово, он! Что, парень, недолго бегал? Нашлась и на тебя управа!
Кузнецов пожал крепкими плечами и отвернулся.
— Антон Антонович, пройдите в кабинет и сядьте, строго сказал Поремский.
Михайлов, опасливо косясь на Кузнецова, подошел к стулу и, на секунду замешкавшись, чтобы собраться с духом, сел. Камельков сел рядом с ним.
— Антон Антонович, — начал Поремский, — знаете ли вы человека, сидящего перед вами? — Он показал карандашом на Кузнецова.
Антон Антонович решительно покачал головой.
— Не знаю и знать не хочу.
Поремский удивленно посмотрел на Камелькова, тот ответил ему таким же удивленным взглядом.
— Хорошо, — вновь заговорил Поремский. — Тогда поставим вопрос иначе. Видели вы когда-нибудь человека, сидящего перед вами?
— Видеть видел, — согласился Михайлов.
— Где и при каких обстоятельствах?
— В Питере, ответил Антон Антонович, — на набережной. При очень грустных обстоятельствах.
— При каких именно?
— Он, этот парень, стрелял в Роткевича. — Михайлов подумал, что бы еще такое сказать, и добавил: — Из пистолета.
— Вы в этом уверены? — вновь спросил Поремский.
— В чем? В том, что из пистолета?
— В том, что в Роткевича стрелял именно этот человек.
Михайлов еще раз посмотрел на Алекса Кузнецова и кивнул:
— Он, кто же еще. Только форма на нем тогда была ментовс… извините, милицейская.
— Ясно. — Поремский посмотрел на Кузнецова и сурово сдвинул брови. — Что и требовалось доказать, — сказал он.
Глава 11
СВИДЕТЕЛЬ
В конце рабочего дня в дверь к Поремскому робко постучали.
— Войдите, — громко сказал «важняк».
Дверь кабинета приоткрылась, и в образовавшемся проеме показалась маленькая, плешивая голова. Узкие щелки глаз, затянутые в кокон морщин, внимательно посмотрели на Поремского.
— Можно? — спросил плешивый человек.
— Да, пожалуйста, — сказал Поремский.
Человек перешагнул через порог, плотно прикрыл за собой дверь и, замерев у двери, подозрительно оглядел стены и обстановку кабинета, словно подозревал стены и вещи в предательстве и измене.
—
Человек кивнул, подошел к столу и осторожно присел на краешек стула.
— Василий Васильевич Давыдов, — представился он. — Директор Лианозовского электромеханического завода. Я недавно беседовал с вашей… э-э… коллегой — Аленой Борисовной Никитиной. Я звонил вам полчаса назад.
— Я помню, — кивнул Поремский. — Вы хотели сообщить мне что-то важное.
Давыдов улыбнулся морщинистыми губами.
— Так точно. То есть… да, хотел.
Он испуганно глянул по сторонам, затем придвинулся поближе к столу и, чуть склонившись вперед, взволнованно зашептал:
— Владимир Дмитриевич, я знаю нечто, что поможет пролить свет на историю загадочной смерти господина Карасева!
— Да что вы! — изобразил удивление Поремский. — И что же это?
— Это… — Давыдов вновь окинул быстрым взглядом кабинет. — Э-э… скажите, Владимир Дмитриевич, я могу говорить откровенно в этих стенах?
— В каком смысле? — не понял Поремский.
— В прямом. Сами ведь знаете, как оно бывает. Скажешь слово, а тебя потом за это слово на крест, как Христа. Хотя говорил вроде бы при своих.
— А-а, — понял Поремский. — Вы в том смысле, что и у стен есть уши?
— Так точно! — радостно согласился Давыдов. — Я знал, что вы меня поймете. Так как? Могу я говорить откровенно или нам лучше побеседовать в каком-нибудь другом, менее официальном месте?
Поремский сделал серьезное лицо и сказал с твердостью в голосе:
— Уверяю вас, Василий Васильевич, этим стенам я собственноручно отрезал все уши. Можете говорить спокойно.
— Ну хорошо. — Три или четыре складки на морщинистой физиономии Давыдова облегченно разгладились. — В таком случае я расскажу все, что знаю. Я было хотел сообщить эти факты вашей коллеге, но по определенной причине не смог этого сделать.
— Что же это за причина? — поинтересовался Поремский.
— Видите ли, ваша коллега… женщина.
Поремский сделал круглые глаза:
— Да что вы! Не может быть! Вы это точно знаете?
Глаза Давыдова стали грустными, как у собаки.
— Напрасно вы иронизируете, Владимир Дмитриевич, — обиженно сказал он. — Когда вы узнаете все подробности того случая, о котором я хочу вам рассказать, вы поймете мои опасения.
Тогда, может быть, пора начать рассказывать? предложил Поремский.
— Вы правы. Итак… — Давыдов слегка замялся…Разговор этот происходил в бане. Если быть точным, в сауне. Есть в Новых Черемушках такая сауна… Вы понимаете?