Живая душа
Шрифт:
Провожая взглядом птиц, едва не вывалилась из окна. До чего же роскошные беркуты! Ноги до самых бёдер в плотном серебристом оперении, у нас монголы называют таких орлов «ледяные ноги». Коричнево-сизое оперение, взъерошенная шея, жёлтые клювы, а когти! Мать моя, там просто абордажные крюки вместо когтей!
— Какие птицы, боже мой!
Один из беркутчи оглянулся на возглас, и я едва не села мимо подоконника. Багровое лицо в обрамлении седых волос, изрезанное шрамами, перекошенное, и похоже, изрубленное саблями. Ужас просто… ну и лицо! Шрам на шраме, коллоидные
— Дитя, наш господин ждёт. Заходи, — челядинец прикоснулся к плечу.
Настала пора предстать пред «нашим господином», делаю глубокий вдох… высокая дверь аккуратно и тихо закрывается за моей спиной. Вопреки ожиданиям, наш господин предстал не в облике ленивой скотины с бокалом в руке у пылающего камина. Массивная фигура, почти заслонившая окно в ширину, высунулась за пределы стены едва не наполовину:
— Кто тебя учил сидеть в седле, сын убогой черепахи?! И где твой меч?!
Он обернулся, на бледном лице непримиримо сверкнули глаза:
— В чём дело, Иллари?!
— Вы приказали доставить девочку немедленно, господин Наварг — прошелестел за моей спиной голос.
— И где она?
— Здесь, мой господин!
Преклоняю колено, заодно и голову склоняю в подобающе почтительном поклоне.
— Ступай, Иллари. А ты поднимись и подойди ближе, — он раздражённо рявкнул ещё раз, — ближе, я сказал! И не вздумай падать на колено, надоело!
А уж как мне надоело.
— Что за представление ты вчера устроила в караулке? И смотри мне в глаза, когда я разговариваю!
Точно, не с той ноженьки оне вставши, а может, ему отказала в… известном желании некая особа женского пола и не обязательно первая красавица королевства. То-то его корёжит с самого утра. Глаза у него тёмно-серые, длинные, с тяжёлыми веками, и он вовсе не жирный, как мне с перепугу показалось. Немолодой, это да, но не толстый, просто массивный костяк, да и мускулатуры на нём прилично…
— Отвечай!
— Это представление я затеяла с единственной целью дать понять окружающим, что я своих людей не бросаю и в обиду не даю, мой господин. Кроме того, недопустимо, чтобы посторонние решали кому из ваших людей жить, а кому нет.
— Своих людей?! — он комично вытаращил глаза, — ты вообразила, что у тебя есть свои люди? Странная девка…
— Муниса доверилась мне и приняла ваше покровительство, мой господин. Плох тот хозяин, что позволяет топтать своих людей! И я уверена, вы не из таких.
— Ах, ты уверена? — он смерил меня взглядом с ног до головы, — для простолюдинки ты прекрасно выражаешь свои мысли. Кто ты?
— Я ведь уже имела честь вам докладывать, мой господин. Ничего не помню до того момента, как очнулась от звуков боя.
— А кто принимал решение о жизни или смерти моих людей?
— Разумеется, я могу и ошибаться, мой господин, но вот это было предложено к завтраку сегодня утром.
Разворачиваю туесок с кашей.
— К завтраку? Это было предложено вам?
— Да, мой господин. Я и моя
Господин маг выпрямился надо мной во весь рост и указательным пальцем повернул подбородок «странной девки» к свету.
— Ты отдаёшь себе отчёт в сказанных словах? Ведь если обвинение не подтвердится, я велю тебя наказать. Иногда провинившиеся пред лицом господина, но неосторожно выжившие… завидовали мёртвым. Ты этого для себя хочешь? Виновного могут повесить за шею или за ноги, могут запороть насмерть. Есть ещё прелестная штука — тебя бросят в яму с голодными и потому безжалостными крысами или затравят собаками. Я могу также приказать палачу казнить тебя в ближайшем городке в назидание тем, кто пожелает рассказывать похожие сказки своему сюзерену… а это совсем не смешно, детка.
Он прошелся от стены до стены.
— У тебя есть возможность отказаться от сказанного. Твоё решение?
У меня захватило дух… думаю, последние краски покинули моё и без того бесцветное лицо. Господин Наварг качественно научился пугать глупых девчонок, но мне отступать некуда, за мной Муниса, новая жизнь, и сколько я понимаю, в этой жизни места для двоих женщин маловато, я говорю о себе и о госпоже Альбете. Ведь не зря же Муниса после моего водворения в спальню провела полночи на кухне, помогая поварам и пекарям. Госпожа Альбета избавлялась от неугодных ей слуг весьма нестандартными методами — их до полусмерти пороли плетьми, ссылали в дальние деревни и на рудники, принадлежавшие господину Наваргу. Случалось, что самые упрямые умирали, не выдержав каторжного кухонного труда, сгорали в несколько дней от лихорадки, умирали от сердечных приступов, кровавого поноса и кашля. Словом, мадам Альбета не особо стеснялась в средствах. И всегда выходила сухой из воды. Все сказанное Муниса сбивчиво и коротко поведала пока переодевала меня для визита к господину Наваргу.
Я упрямо вздёрнула подбородок, тогда хозяин кабинета многообещающе хмыкнул и стремительно пересёк кабинет.
— Иллари! Хайдура ко мне немедленно!
В ожидании неведомого Хайдура хозяин поместья созерцал собственные ногти и мрачно сопел. Я тихонько стояла в углу, куда он отправил меня повелительным жестом и тряслась от страха и напряжения минуты. Скорее бы всё выяснилось, о Господи, Иисусе Христе, сыне божий! Наконец седовласый, поджарый старик в синем наряде возник на пороге кабинета, отвесил поклон и замер в ожидании.
— Осмотри это, — господин Наварг отправил туесок толчком на середину стола.
Старикан мазнул по мне невидящим взглядом, дважды провёл рукой над содержимым туеска, добыл из поясного кошеля склянку, капнул на кашу и едва успел отшатнуться от розовато-оранжевого свечения. И очередным пассом стёр странный эффект, словно впитал ладонью.
— Ну что же, — он тщательно притёр пробку на склянке и учтиво произнёс, — налицо вытяжка из корня морены, слегка усиленная не то магией, не то заговором обычной знахарки. Действует не сразу, принявший малую дозу скончается от остановки сердца после незначительного усилия. Скажем, при попытке поднять ведро с водой.