Живая сила. Дневник ликвидатора
Шрифт:
Идет по лагерю, с интересом по сторонам посматривая.
Четыре капитанских звездочки на погонах новичка.
Отутюженная офицерская форма, хромовые сапоги, коричневая кожа новенькой портупеи скрипит… На голове – офицерская фуражка большая, на заказ сшитая…
На круглых щеках – юношеский еще румянец.
Невысок новичок, чуть полноват, крепок.
Капитан Бычков – новый командир 4-й роты батальона радиационной разведки.
Смотрит блестящими каштановыми глазами по сторонам и думает:
«Так вот этот лагерь!…
И видит он себя уже завтра майором: на погоне большая звезда…
…одна только? майором? После Чернобыля – и майором только?! Майора он и так без Чернобыля скоро получит!…
Полковником!… Баранья высокая папаха на голове – издалека видно: полковник! Командир полка!… Оглядываются все на красивую, седого каракуля папаху…
…Жаль, летом папаху не поносишь… Чернобылец – и полковник только…
Да нет же! – Герой Чернобыля! Генерал!… Во!
Генерал. Штаны с лампасами красными! И летом и зимой! Их совсем издалека заметно: шапки у всех есть, и каракулевых много… А вот чтоб полосы красные на штанах – это только у генералов!
…Правда, у швейцаров еще в дорогих ресторанах…
Знаменитый! Во! – знаменитый! – на всю страну, на все Вооруженные Силы – Знаменитый Герой Чернобыля… и… и… и – Герой Советского Союза!! Во!
Генерал-полковник! Машина правительственная, шинель генеральская, в петлице – дубовый лист серебрится-Идет по лагерю уже-почти-генерал-полковник Бычков – в целях конспирации и из врожденной скромности пока в капитанской полевой форме… (так даже интересней… а сил-то еще – ого-го-го! – может, в маршалы двинуть?) – и лагерь тот полевой, откуда он взлетел так круто – и видит и не видит – в заоблачных высях своих звездно-дубовых витая…
Думает крупный военачальник – как Вооруженные Силы реформировать, опыт свой героический молодому поколению передать…
И вдруг – дыхание перехватывает… то ли у генерал-полковника, то ли у маршала (сразу не разберешь…) Бычкова: «Что? Што?»
Во вверенных ему Вооруженных Силах -
– идет офицер (судя по трем звездочкам, обцарапанным в полоске ткани на плече)
– одет не по форме! (неуставные ботинки, брюки солдатские, ватник с плеча свисает)
– неаккуратен! (ботинки нечищены, обмундирование мятое, кепи на глаза темные надвинуто)
– НЕ-мо-лод-це-ват! (взгляд
– небрит! (щетина черно-седая несколькодневная)
– и ему, генерал-капитан-Бычкову, чести не отдает! Руку к козырьку не вскидывает! На строевой шаг за три метра не переходит! И вообще его – его папаху, лампасы и маршальский жезл – не замечает!
– И – курит!!! (тлеет окурок в сжатых губах фигуры)
– СММИРНА! – гаркнул генерал-капитан-фельдмаршал Бычков. – СМММИРНАА!! Товарищ офицер – СМММИРРРРНАА!!!
Разменивает последние десятые своего 25-го рентгена – по пять дней жизни – пять дней лагеря – за каждую десятую – «глухой фонист» Евгений Петрович…
И только в этом сейчас – смысл каждого прожитого дня для Евгения Петровича…
И в этом круге – «25 минус… разделить на 0,02… или замена придет…» – его мысли текут…
И вдруг что-то, из лагерного фона выпирающее, от мыслей этих важных его отвлекает…
И имеет место в непосредственной близости от него.
– СМММИРНАА!! СМММИРНАА!!!
Фокусирует внимание свое – медленно, тяжко – Евгений Петрович с мира внутреннего на мир наружный, постылый…
«Что-то» имеет вид еще одного новичка-офицера (скольких их он уже тут перевидал…) – в зону никогда не ездившего, в разведке никогда не бывшего, АЭС в жизни никогда не видевшего (хотя б целую, не то что раскуроченную…) – и что такое отклонение стрелки рентгенометра-радиометра ДП-5 на диапазоне «200 РЕНТГЕН В ЧАС» – не представляющего… Да вообще – взлета этой стрелки по шкале…
Суетливое это «что-то» то дар речи теряя, то обретая, выстреливает обоймы слов беспорядочные – то красное, то бледное «что-то»… И нагружает собой аудиовизуальную среду:
– …старший лейтенант!…смииррна!!… пример рядовым… нарушение формы!…в неположенном месте… СМММИРНАА!… отдание чести… со старшим по званию!… Да СМММИРНАА!
Далеко оно было сейчас от Евгения Петровича – хоть физически и рядом… Свет звезды далекой, залетевший в его состоявшуюся вселенную случайно – и раздражающий назойливо…
Отреагировал на него Евгений Петрович только поверхностью своей побеспокоенной – как на какое-то насекомое надоедливое, которое не поняло еще, в какой компот залетело, и которое просто сдуваешь мельком (чтоб и божью тварь не зашибить, и себе настроение не испортить) – мелкий неодушевленный настырный раздражитель…
Многодневного общения с самим собой не прерывая, устало – как заклинание привычное, первоначальный смысл которого от частого употребления стерся – еще одно «изыдь-рассыпься» еще одной напасти (одушевленной? неодушевленной? да вряд ли Евгений Петрович это понимал) – буркнул он явлению: