Живая вода времени (сборник)
Шрифт:
Главный злодей с кортежем машин, наполненных бандитами, подъехал к театру боевых действий.
– Студенты, журналисты, милиционеры, – бормотал он себе под нос, – сегодня лучше мне не светиться, но завтра, завтра я всем отомщу.
Глупец, он не понимал, что завтра Тимофей, Маша, Петька станут взрослыми, и таким как он не останется места в их стране.
В это время ворота распахнулись и из них, пошатываясь, вылезли два обычных злодея, на одном висел боксер, другого держала за ногу колли, а Пиф и лайка кусали то одного, то другого по очереди.
– Милиция, милиция, спасите нас, – молили они.
– А
– Хоть в кутузку, хоть в подземелье, только от них спасите, мы сознаемся, во всем сознаемся.
– Вася, давай! – приказал Эрнст.
Вася Пронский взял злодеев за воротники рубашек, поднял над головой, и так затряс, что боксер и колли свалились с них, как перезрелые яблоки с веток. А потом Пронский арестовал злодеев.
Собака-убийца в драке может и хороша, но слабо ей гнаться за сеттером, тем более по кочкам среди болот. Да и нюх у пса-убийцы слабоват, Степанычеву приходилось удерживать Квинта, чтобы убийца с шайтанчиком не отстали. Но вот и рубеж, Квинт с легкостью перескочил наполненный водой овраг, ссадил на землю Степанычева и грациозно понесся по заболоченному лугу. А вот пес-убийца до края оврага дотянулся лишь передними лапами, туловище его свисало вниз. Может быть он и выбрался бы, но за заднюю лапу ухватилась рука водяного.
Шайтанчик помогать псу не стал, наоборот, он по его голове, как по лестнице вылез на берег, а когда собака рухнула в воду, только почесал себе подмышку.
– Здорово, Гарри Поттер.
Шайтанчик испуганно оглянулся и задрожал. С дубинками в руках к нему приближались домовой и леший.
– Никакой я не Гарри Поттер, это я придумал, чтобы меня боялись, я обычный маленький шайтанчик.
– И зла не творил?
– Какого зла? Отпустите дяденьки, – пропищал шайтанчик, а про себя подумал: «Только бы спасись, потом я их по одиночке уделаю».
– И крови на тебе нет?
– Нет, – пропищал шайтанчик, и за спиной осторожно вынул спрятанный нож. Но руку обожгло, нож звякнул о камень, в испуге шайтанчик уставился на свою руку. Вцепившись зубами в его пальцы, там висела рыба.
– Крошки-щуренка испугался, дурак, – насмешливо булькнул водяной. – Глуши его, ребята.
Эпилог
Горели файеры, взлетали ракеты, трещал салют, хлопали петарды, ревели ревелки, орали и плясали студенты, брали интервью журналисты, а Тимофей в одиночестве сидел на траве. Подошел Петька и молча уселся рядом. Вскоре и Квинт примчался, рыкнул и, позволив себя погладить, убежал с Пифом по своим собачьим делам. Подошла Маша:
– Ребята, меня студенты на танцы и праздник победы пригласили.
– Иди.
– Так я пойду, ребята?
– Иди.
– Вы не обижаетесь?
– Иди, – сказал Тимофей, – у нас свои планы, не для девчонок.
А когда студенты шумною толпою ушли в свой лагерь, появился Степанычев с большой шишкой на лбу.
– Ну, как? – осведомился Тимофей.
– Сделали. Вот только он не Гарри Поттером оказался, а простым шайтанчиком, – устало ответил домовой.
– Не Гарри Поттером? Это хорошо.
– Чего же хорошего? Злых шайтанов много, а Поттер один. Вот если бы я его победил. Если бы я его победил, – продолжил Степанычев, – за меня любая невеста пошла бы. Если есть
– Угу.
– Ну, то-то и оно. Собак мы спасли, шайтанчика победили, мне, Тимоха, домой надо, столько дел, столько дел.
– Иди.
Еще долго Тимофей и о чем-то задумавшийся Петька сидели молча, но и они отправились восвояси. Уже по дороге Петька вздохнул:
– Ну почему права только в восемнадцать лет дают? Мне еще столько ждать. А ты, Тимофей, хотел бы стать взрослым?
– Я? Да я за это котел макарон с сыром отдал бы, – серьезно ответил Тимофей. – Хотя… – и вдруг Тимофей задорно прищурился, – хотя, может быть, и сейчас бы его съел. А куда мне спешить. Столько дел впереди.
Арсений Анненков
Москва
Лето. Ветер пыльной тряпкой
Сушит Чистые пруды,
Солнце щиплет иномарки
За роскошные зады.
По-ефрейторски сурова,
Как дитя, всегда права,
Вдохновенно бестолкова,
Дремлет бабушка Москва.
Как положено – поезд, оставленный друг.
Разумеется, дождь, заоконная слякоть.
И уже перебор – стихотворный недуг.
Не хотелось скучать, а стараюсь не плакать.
Что поделаешь, рельсы – и те коротки.
Снова манят в ущелья гранитного глянца
Три вокзала – затоптанный остров тоски,
Людоедский, как наша привычка прощаться.
Весны не будет
Зима осталась здесь до ноября.
Устав морозом оживлять деревья,
Бывало, и капелями хандря,
Она достойно общее неверье
Несла и принималась за свое:
Пургою выла гимны, бодрым бегом
Гнала прохожих, била воронье
И к выходным белила мусор снегом.
Сухой асфальт обрывками газет
Всем обещал невиданное лето.
Повсюду утвердившись, серый цвет
Стал отрицанием самой идеи цвета.
Счастливчик-месяц в темном уголке
Один мог любоваться, как часами
Весна томилась с красками в руке
Над обессиненными небесами.
Балтика
Небу сестра и земле подруга.
Туго натянуты струны сосен.
Как в полусне ты – не лето, не вьюга,
То ли весна у тебя на душе,
То ли глубокая осень:
Тусклое солнце, серые воды,
Люди (на этой странице – петит).
Сладкий, холодный ветер свободы
В нашу пустыню не долетит.
Непогода
Непогода. Ртуть дневного света
Разлита вдоль белого окна.
Три недели слышит тишина
Быстрых капель микро-кастаньеты.
За окном покинутой планетой
Киснет долгожданная весна.
Дождь, что ночью шелестел сонеты
О скитаньях пилигримов-туч,
Днем, как содержание газеты,
Снова усыпляюще-кипуч.
Лист газетный (с обещаньем солнца
В рубрике прогноза) так же сер,
Так же стойко спит на дне колодца
В сырости активных полумер.