Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2
Шрифт:
И потом он тоже умел всякие бытовые мелочи: стираную рубашку, жареную картошку, стакан чаю — любую мелочь принимать как подарок. От этого хотелось делать еще и еще. Это было очень приятно.
— Очень красочно рассказывают про ваши телефонные разговоры. Это действительно так было?
— Да, это действительно было так… Я ведь в Киеве жила в самом театре — двое актеров жили в театре: я и на верхнем этаже жил Паша Луспекаев с семьей. И рядом со мной был кабинет заведующего труппой Дудецкого. Это очень приятный и добрый человек. Он мне оставлял ключ от своего кабинета, который от
— А бабушку киевскую вы знали?
— Да, конечно, Дарью Алексеевну знала очень хорошо. Она была женщина строгая, с характером властным, как-то по-серьезному принимающая нового человека в семью. Например, это было просто немыслимо, если я в воскресенье не пришла на обед, — это нехорошо, это не полагалось. Дарья Алексеевна была театралкой, она обязательно присутствовала на всех премьерах. У нее было свое место: она всегда сидела в первом ряду, четырнадцатое-пятнадцатое место. Практически каждое воскресенье я у нее бывала,
Я и на работе у нее была. Дарья Алексеевна работала косметологом и пользовалась большим уважением.
— И через два года вы просто уволились. А что за история была с Равенских?
— С Равенских история была очень простая. Я прилетала в апреле — мы зарегистрировались только в 60-м году, поскольку меня еще нужно было развести. Как раз бабушка и принимала в этом большое участие: тогда же ведь очень сложно было сделать развод. 25 апреля 1960 года мы с Володей зарегистрировались, и тут у Володи пошли переговоры с театрами. Я слышала, что его приглашали несколько театров. То, что приглашал Театр Маяковского, я знаю точно, потому что там со мной беседовали, объясняли, что не могут сейчас взять нас вдвоем. Володя не соглашался — он хотел работать только вместе. И тогда на это условие согласился Равенских.
Я не помню точно когда, но весной мы с Володей приходили к Равенских. И у нас с ним произошел неприятный инцидент — я не поняла, что у человека такой стиль и манера разговаривать. Я приняла это за хамство, о чем не преминула ему тут же доложить. Ссорой я это не могу назвать, но, в общем, сказала все, что я про него думала. Очень неумно поступила, потому что была официальная договоренность о моей работе, в связи с чем я уехала из Киева. Ушла накануне декады украинской культуры в Москве, театр осенью приехал в Москву, играли во МХАТе. Привезли прекрасные спектакли, Шекспир и Чехов. Я тоже должна была играть, но ушла.
Я приехала в Москву, и там уже началась какая-то театральная заварушка, как это часто бывает. Был конкурс, и мне сказали, что я должна пройти этот конкурс, как и все. Но дело в том, что как-то очень долго Равенских меня мурыжил-мурыжил, и в результате меня почему-то в списке принятых не оказалось. Я говорю «почему-то», потому что потом, через много лет, Равенских, встречая меня, сам удивлялся — почему? Так вот, был такой не очень красивый поступок, и мне, с моим максимализмом, казалось, что Володя должен был немедленно уйти оттуда.
— А вы знаете, что произошло с пьесой «Свиные хвостики»?
— В «Свиных хвостиках» ему была предложена центральная роль. Я еще очень удивилась тогда — это же председатель колхоза, возраст был что-то от пятидесяти до шестидесяти лет. И мне это было очень странно. Но Володя верил, что будет ее играть. Верил, надеялся. Но был неожиданно приглашен другой актер, который и начал репетировать. Володя стал вроде как «сидеть». И вот он сидел-сидел-сидел и досиделся до того, что просто ходил в массовке: помню, он проходил с барабаном из одной кулисы в другую.
И если бы это было сказано сразу или была бы неудачная проба, то это не было бы так горько для Володи. Но именно то, что все время манили работой, а работы практически не дали, — вот это мучительно. Особенно на самых первых порах.
— Как сразу все сложилось, так и потом — эпизоды, эпизоды. И этот детский спектакль…
— Да, да… Леший в «Аленьком цветочке»… Там было как-то очень горько. А потом вот я уехала, тоже как-то сразу, с кондачка.
— Подождите, об этом попозже. Расскажите о свадьбе, она была в той самой квартире, на Большом Каретном…
— Свадьба эта была очень многолюдная, очень шумная. И не было у нас официально приглашенных гостей, потому что решили так: поскольку мы давно муж и жена, то пышной свадьбы у нас не будет. Соберемся тесным кругом — Акимов, Свидерский, Ялович — и просто посидим в ресторане.
Но, во-первых, против этого восстали родители, и особенно Семен Владимирович. Они с Евгенией Степановной в ужас пришли, что мы хотим обойтись без свадьбы. А накануне Володя пошел на мальчишник в кафе «Артистик». Его долго не было, и я пошла его выручать, поняла, что надо выручать. И когда я пришла за ним в кафе, он мне сказал: «Изуль, я всех пригласил». — «Кого всех?» — «А я не помню. Я всех пригласил».
В результате был, конечно, наш курс, его курс; были родственники. Но моих родственников не было, никто не приезжал из Горького. Было очень тесно — там маленькие комнатки, мы сидели кругом, где только можно. Было весело, шумно — по-студенчески. На рассвете, по-моему в четыре часа утра, мы шли втроем — Володя, Нина Максимовна и я — на свою 1-ю Мещанскую. Шли пешком, это был наш любимый маршрут: по Садовой, потом — бульварами, мимо Трифоновки.
— Ваши курсы сильно отличались друг от друга?
— У нас в студии почитались старшекурсники, просто такая была традиция. Неважно, какого ты возраста, если ты старше курсом, то все равно перед тобою снимают шапку. А они, Володин курс, для нас были «мальчики и девочки». И их курс был такой хулиганский, озорные ребята — в общем, не «бомондные».
Был один праздник, который мы праздновали вместе, только не помню, какой это год. Мы решили объединить два курса, чтобы нас не разрывали. И мы собрались на квартире у Греты Ромадиной, а она у йас была такая очень «салонная» по тем временам. Мы накрыли прекрасный, очень красивый стол, и явился Володин курс и как устроил там «живые картинки»! То есть они нам сломали этот салонный стиль. Принесли свою свежую струю.