Живешь только трижды
Шрифт:
Сразу за дверью начинался коридорчик, выложенный той кошмарной кафельной плиткой, которую много лет назад можно было увидеть в общественных уборных советского образца.
Проход на лестницу перекрывала решетка, закрытая на висячий замок. Первая дверь налево вела в пустую комнату. Ничего интереснее штабелей рассохшихся стульев и политической карты мира во всю стену обнаружить тут не удалось. Следующее помещение представляло собой порядком обшарпанный кабинет с парой кульманов и покрытыми толстым слоем пыли столами. На одном из них чей-то блудливый палец начертал
Бондарь тихонько присоединился к Косте, караулившему в коридоре. Одна из двух дверей справа была украшена полукруглой амбразурой запертого окошка, над которой висела табличка «Касса». Вторая дверь была с виду ничем не примечательна, но именно она вызвала любопытство Бондаря.
Присев на одно колено, он толкнул ее стволом выставленного вперед «люгера». Оттолкнувшись ногами от пола, Костя пронесся над Бондарем стремительной тенью и, приземлившись, приготовился открыть беглый огонь по любому, кто вздумает оказать вооруженное сопротивление.
Таковых в помещении не оказалось.
Единственный находившийся тут человек мирно спал на разложенном возле стены матраце. Он был повернут ко входу спиной, но Бондарь сразу догадался, с кем свела его судьба.
Рядом со спящим стоял стул, на котором висела одежда. Это был мужской костюм из белой льяной ткани в мелкую крапинку. Низ мятых брюк выглядел грязноватым, словно владелец имел обыкновение волочить их по земле. Гардероб довершали плетеные туфли, аккуратно поставленные подле матраца.
Костя бесшумно приблизился к спящему, заглянул ему в лицо и повернулся к Бондарю с изумленно открытым ртом. Тот кивнул, давая понять, что успел вникнуть в ситуацию. Перед ними находился не кто иной, как Юрий Михайлович Дубинский, собственной персоной.
Прежде чем разбудить его, Бондарь осмотрелся. В небольшой – четыре на четыре метра – комнате имелось все, что могло потребоваться во время ночных дежурств: топчан, кресло, электрический чайник, холодильник, телевизор и даже стопка замусоленных порнографических журналов. На усыпанном сахарной крошкой столе хранились запасы съестного плюс разнокалиберные чашки, тарелки и одноразовые ложки из мягкой пластмассы. Другой стол был отведен под арсенал: автомат Калашникова, пистолет Стечкина, две противопехотные гранаты РПГ.
«Калаш» был военного образца, не укороченный на милицейский манер. Новехонькие «эрпэгэшки» блестели, как елочные игрушки. Пистолет лоснился и пах свежей смазкой. Люди, окупировавшие автобазу, знали толк в оружии и любили его. Каким образом в их стройные ряды затесался такой разгильдяй, как Дубинский? Намереваясь выяснить это в самое ближайшее время, Бондарь подошел и пнул его в зад:
– Просыпайтесь, Юрий Михайлович. Есть разговор.
Всклокоченный и переполошенный, как сброшенный с насеста петух, тот уставился на Бондаря часто мигающими глазами:
– А?
– Хэ на! – грубо ответил Костя.
Потрясенное выражение лица Дубинского сменилось маской тоскливого смирения.
– Все-таки вы меня нашли, – пробормотал он, теребя одеяло.
– Надеюсь,
– Если хочешь прикинуться заложником, то для правдоподобия тебе необходимо обзавестись хотя бы парочкой фингалов, – посоветовал Костя Дубинскому. – Обеспечить?
Тот вцепился пальцами в свою седую шевелюру и покачал головой:
– Госссппп… Я так и знал, так и знал…
– Причитания отложим на потом, – жестко сказал Бондарь. – Думаю, поводов для них будет еще предостаточно. А пока сполосни морду и приходи в себя. – Он швырнул Дубинскому ополовиненную бутылку минеральной воды. – Живо. Рассусоливать некогда.
Костя пресек попытку Юрия Михайловича встать коротким ударом в печень, после которого тот безвольно осел на матрац с широко открытым ртом и выпученными глазами. Пришлось помочь ему умыться, вылив содержимое бутылки на его голову. Краше он от этого не стал, но и гаже тоже, что можно было назвать положительным результатом. Дав ему возможность отдышаться и отфыркаться, Бондарь задал первый вопрос:
– Как ты здесь очутился?
– Я боялся, что вы обо всем догадались, – промямлил Дубинский.
– Правильно боялся, – безжалостно подтвердил Бондарь.
– Вот, – он развел руками и жалко улыбнулся, – перешел, так сказать, на осадное положение. Нетрудно было догадаться, что вы вычислите меня, сопоставив все имеющиеся у вас факты.
– Поэтому ты решил спрятаться под крылышко своих новых хозяев?
– А что мне оставалось делать? – спросил Дубинский. – Я находился в безвыходном положении.
– Это сейчас ты находишься в безвыходном положении, гнида, – заверил его Костя. – Твоя задача колоться так быстро, чтобы мне не пришлось тебя подгонять. Затянувшаяся пауза – зуботычина. Отклонение от темы – две.
– Малейшая ложь – пуля в лоб, – перебил Бондарь напарника. – Но до этого ты успеешь узнать о природе человеческих страданий много такого, о чем прежде даже не догадывался.
– Я пока зачищу провод, – деловито произнес Костя, беря в руки электрический чайник. – Чтобы не терять время попусту.
– Это лишнее, – устало сказал Дубинский. – Я буду говорить. Я буду говорить правду.
Он не обманул. По окончании его пятнадцатиминутной исповеди почти все составные части севастопольской головоломки встали на свои места.
Как и подозревал Бондарь, Дубинский, подобно Талосу, оказался заурядным предателем, завербованным военизированной бандой, охотившейся за дорогостоящим «Флексономом». Все три покушения на жизнь гостей из России были совершены по его наводке. Он попытался объяснить, как и почему стал работать на вражескую организацию, но Бондарь не захотел слушать. Мотивы, какими руководствуются подонки, всегда одни и те же. Большинство из них живут долго и счастливо, а некоторым не везет. Дубинский попал в последнюю категорию. Понимая это, он изо всех сил старался спасти свою паршивую шкуру.