Живица: Жизнь без праздников; Колодец

Споров Борис

Увиливает. Или надеется, что крепко за жабры взяла?.. И для чего тогда пыжиться? Просто жить можно и при райкоме партии. А что, может, и лучше бы остаться здесь – в районе… Нарожать детей, отгрохать дачу в Перелетихе… Вот ведь куда понесло. Сгинь, дух сомнения!.. И в момент провернулась жизнь от обозримого прошлого до настоящего, не только своя личная жизнь, а и жизнь вот этого края, отчего края, с которым скоро предстояло расстаться, и бог весть, возможно, навсегда. Промелькнули в памяти мать, отец – живые, многострадальные, – вспомнилась Перелетиха со школой

под горушкой и сегодняшняя, неперспективная, где, наверно, будет в одиночестве стареть младшая сестра… Что-то вот и сдвинулось в душе, как будто проснулась тоска по детству. Только уж какая тоска, какое детство – не было детства, может, потому и тоска.

* * *

Пришел Борис. Держался он, как обычно, застенчиво, но как только узнал, что ни Ады, ни дочки дома нет – уехали, так враз и оживился, осмелел, заговорил во весь голос:

– Ну, голова, и молчит, так бы и говорил, что один, а то молчит!

– Что же мне? Ты на порог, а я петухом на весь дом: один я, один – доставай бутылку! Так ли?

Борис ухмыльнулся:

– А ты, Петрович, откуда знаешь, что у меня бутылка?

– Что тут знать, великая тайна! Могу сказать, какая бутылка – «Золотая осень»… Морды поразбивать за такую «осень»! Травят людей…

– Ну и смешной же ты! Или я травлю? Сам ты и травишь, сам же и ругаешься. А ежели мужики не пили бы, так ваша мошна давно опустела бы.

– Оставь болтовню – опустела бы! Доходная статья, но не основная же. И что за манера – и пошел поливать! А сам ведь и в экономике не петришь.

– Я-то петрю, и ты петришь. Только тебе язычок-то на замочке велено держать… Вот и вся экономия, – Борис выставил на стол бутылку водки, причем вытянул ее откуда-то из-за пояса, – на ней всё и держится, от неё и погибнем. А то там не петришь, а мне и не надо петрить, хотя и не дурней телёнка.

Алексей в ответ лишь безнадежно махнул рукой. Что, мол, тебе и втолковывать. Но это был только жест, в душе своей он изумился: «Вот тебе и мужик! Влепил по ноздрям – и не дыши. Люди всё знают. Возле чапков и философствуют, и постигают политграмоту».

Совсем недавно и сам Алексей сделал для себя головокружительное открытие: спирт – основная статья дохода в государственном бюджете. Алексей буквально ужаснулся такому открытию: какое противоречие! Но он боялся даже подумать: какая ложь!..

– Видишь, не угадал – водка, не золотуха.

– Во вкус входишь.

– Вошел. – Борис поднялся к холодильнику за закуской.

Алексей с удивлением следил за ним. Борис без смущения распорядился рюмками, закуской, и когда повернулся к столу, Алексея покоробило: алкаш, законченный алкаш. Вызывающая дерзость, бесцеремонность и нахальство: с одной стороны, утрата совести, с другой – форма самообороны.

– Ну, что ты на меня так смотришь? Али не узнаешь? – Борис так и напустил на глаза хмарь.

– Тебя что, тошнит? Иди в туалет, – с ядовитой усмешкой ответил Алексей.

– Тошнит, тошнит, уже вытошнило, – смутившись, проворчал Борис. – Я к тебе, брат, по делу пришёл.

– Понятно. Без дела ко

мне родственники не приходят.

– Экий ты мужик – зубастый… И сам ты занятой, и жинка у тебя… такая – вот зазря к вам и не шастаем, – ответил Борис, хотя сказать-то ему хотелось другое и не так, да воздержался – и правильно сделал.

– Ладно, не на суде, – довольный эффектом своих слов, подбодрил Алексей. – Наливай, я с тобой тоже рюмашечку выпью.

– Это дельно, это дельно! – Борис так и взбодрился. – А то ведь когда один пьешь, навроде как аликом себя чувствуешь…

Уже минул год, как Сиротины продали в Курбатихе свой «холодный» дом и перебрались в город. Все складывалось так, как и предопределял Алексей. Правда, слишком уж дорого, по мнению Бориса и Веры, обошлась им городская хибарка, но они мгновенно успокоились, как только Алексей растолковал им, сколько стоит в городе хотя бы однокомнатная квартира, понятно, кооперативная. Да и то верно, приложить бы руки к этой развалюхе, глядишь, домишко и заиграл бы, но ни о каком ремонте и думать не приходилось, лишь бы на голову не текло.

Поначалу и Борис, и Вера вместе работали на заводе. Вера до сих пор так и сидела на испытании автосигналов и уходить никуда не собиралась, хотя от шума постоянно болела голова. А Борис уже через два месяца уволился – рабочим в продовольственный магазин, где и началась его новая «линька».

Петька с Федькой кое-как окончили среднюю школу, даже не представляя, зачем они её окончили. Второй месяц работали с матерью на заводе, но работали так – отрабатывали.

А Ванюшка жил в Перелетихе.

Для Веры и Бориса удивительным представилось лишь то, что сам-то переезд оказался нетрудным – куда как труднее было в Курбатихе без конца решать: ехать, не ехать?..

– Я ведь зачем к тебе, – наконец доверительно заговорил Борис. – Ты ведь в этом деле, в законах-то, волокёшь…

– Волоку, волоку, пять с половиной лет учился… Говори, пока голова-то варит.

– Мои-то, значит, большаки в армию уходят, в военкомат вызывали – жди повестки. А нас, может, в этом году или в том выселят. Вот ты мне и подскажи: будем мы иметь право требовать и на солдат комнату, чтобы получить, значит, трехкомнатную квартиру. Нас пять душ, а из армии придут – женихи. Это одно, а другое: как бы кроме квартиры за дом с государства ещё слупить бы деньгу – это очень даже положено. – И Борис испытующе прищурился.

«Вот оно что, – с горькой иронией подумал Алексей. – Чуть только выползли, так сразу и права качать – урвать, сорвать, не выпустить. Как будто особые права получили».

– Д-аа, – вслух продолжил он, – ты с ходу быка за рога…

– Эка! – Борис от изумления даже руки от стола вскинул. – Петрович, а как же? Куй железо, пока не остыло!

– Ну-ну… Служащие в Советской армии при получении жилплощади имеют равные на жилплощадь права, предусмотренные общим законом… Денежные компенсации при предоставлении государственной квартиры не предусматриваются. Было одно время и так – и квартиру получил, и деньгу. Сейчас это не проходит.