Живое дерево
Шрифт:
Рано он оказался на улице. Ещё не обсох плетень на солнечной стороне и мокро лоснился на солнце. Прозрачная синева покоилась над лесами и полями; волглый воздух бродил в низинах и лесах; по балкам стыдливо прятался низкий расползающийся туман. На краю села, куда направился Юра от нечего делать, на сухой навозной куче, обросшей гроздьями поганок, сидел пастух Данило и уминал хлеб с зелёным луком. Он даже не взглянул на Юру, так ему было приятно есть хлеб и лук, щуриться от тёплого солнца и чувствовать в себе живую связь с солнцем.
И
Санька подбежал и сразу поделился новостью:
— Запустили новый спутник «Космос»!
— Если по-настоящему смотреть, Фомочка, на дело, то тебя в непроглядную и тёмную Вселенную никогда не возьмут, — многозначительно сказал Юра.
— Не возьмут? Ты чего, Борода? Что говоришь! Представляешь? Да меня — только замечтай я! Возьмут! Может, скажешь, моего брата не возьмут? В армии который? Он фотографию прислал, десять медалей на груди!
— Знаешь, Фомочка, к примеру, мой брат тоже служит, и он, между прочим, из лазерной пушки стреляет.
— А мой чего тогда? — обиделся Санька.
— А твой — не знаю, — ответил Юра, и они побежали в школу.
Юра сидел за второй партой у окна. Учитель Захар Никифорович Торба медленно, боком вдвинулся в класс, притворил осторожно дверь, всё ещё не поворачиваясь лицом к вставшим ученикам, так же боком, прихрамывая, направился к столу, поправил очки, облизал тонкие губы под прокуренными табачным дымом усами и тихо сказал:
— Здравствуйте, ребятки! Садитесь.
Ученики нестройно ответили и сели. Учитель, что-то обдумывая, глядел в раскрытый журнал, ожидая, когда установится тишина. Но через минуту раздался первый тяжкий вздох. Это Санька вспомнил тот уничтожающий Юрин взгляд — так смотрят на человека, в которого окончательно потеряна вера.
— Ребятки, подойдите к окну, — сказал учитель, сел и тяжело поморщился: у него болели почки.
Ребята вскочили и, толкаясь, старались протиснуться поближе к окну, терялись в догадках и вопросительно оглядывались на учителя. И неожиданно все увидели племенного жеребца Шторма. Лёгкий вздох радости прошелестел над прильнувшими к окну ребятами. Широкогрудый красавец вороной жеребец Шторм, в белых носочках на задних ногах, пританцовывая, выгнув тонкую шею и косясь чёрными глазищами по сторонам, подобрав круп, мелко-мелко переступал, отчего казалось, достаточно дяде Мите отпустить поводья, и Шторм, словно стрела, помчится вперёд. Но дядя Митя крепко держал поводья правой рукой, отведя настороженную левую руку в сторону и откинувшись сухим туловищем чуть-чуть назад. Гордо и недоступно сидел он на Шторме. Боясь неосторожным движением повредить спину жеребца, он ездил без седла. Каждое утро конюх дядя Митя выезжал на прогулку, но обычно проезжал по своей улице,
Жеребец всхрапывал, поводя головой, и тогда звенела наборная узда, звенела и кружилась у Юры голова. Нет, даже четыре новеньких автомашины, полученные колхозом в прошлом году, не затмили Шторма.
— Садитесь, ребятки, — сказал Захар Никифорович, когда Шторм скрылся из виду, оглядел ребят, прошёлся между партами. — Это я попросил конюха проехать перед школой. Ребятки, кто ещё видел такого коня, как Шторм?
Класс молчал. Никто не видел такого коня. Даже девочки, которых никак не заподозришь в любви к лошадям, молчали.
— Я видел, — сказал Юра.
— Где ты, Юра Бородин, видел? — спросил учитель, пристально посмотрел на Юру и начал листать журнал так медленно, что все решили: плохи Юрины дела.
— Чапай ездил на таком коне.
— Почему ты так решил? Откуда ты это знаешь?
— Я кино пять раз смотрел. Когда в атаку он мчался на коне, Захар Никифорович. У нас дома есть книжка про Чапаева, там нарисован такой жеребец. Ух, какой!
— Допустим, Юра, у Чапаева был такой жеребец, А теперь, ребятки, все напишут небольшое самостоятельное сочинение. Достаньте тетради и напишите: «Что я знаю о лошадях».
— А о гусёнке можно? — спросила Соня Кенкова. — У нас дикий гусёнок живёт. Мне его папа привёз.
Все повернулись к Соне и внимательно слушали. Дикие гуси редко посещали Фросино, потому что не было вблизи села ни озера, ни речки, ничего, кроме котлована, который они, видимо, не жаловали. Если бы речь шла о куропатках, воробьятах, сорочатах и других птенцах, тогда другое дело, но о гусёнке — это было интересно. Один Юра безучастно глядел в окно, будто уже тысячу раз видел диких гусят.
Соня стала рассказывать, какой он, этот гусёнок, распрекрасный. А Юра принялся громко зевать, показывая, что ему неинтересно, скучно от её рассказа. Но всем было интересно. Тогда Юра вытащил из сумки большого фиолетового жука, пойманного на навозной куче, соорудил из ниток сбрую; жук еле-еле шевелился и не выказывал желания участвовать в гонках по парте.
— А я знаю, где совята живут, — громко сказал Юра, и все ребята повернулись к нему: не каждый день можно увидеть мальчика, который знает, где живут совята.
Соня, только что сиявшая и весело рассказывавшая о проделках гусёнка, притихла.
— Ну, а теперь, ребятки, пора писать, — сказал учитель. — Запишем себе в тетради план: 1. Зачем я хочу иметь лошадь. 2. Моя самая любимая лошадь в колхозе. 3. Что даёт лошадь человеку. Юра Бородин, убери с парты своего жука. Ребятки, вот здесь, после плана, напишите любое четверостишие о животных, а если не знаете о животных, тогда о птицах. Это будет как бы эпиграфом. Ну, а теперь за дело.
Учитель грустно окинул взглядом класс. Юра повернулся к Саньке: