Живое предание
Шрифт:
1) православной реакцией на современное раэвитие богословия миссии;
2) богословскими и практическими вопросами, связанными с православной миссионерской деятельностью на Западе, и в частности в Америке;
3) современными перспективами диалога между православными и англиканами в свете пунктов 1 и 2.
Пункты 1 и 2 будут попыткой своего рода православного «искания душ». Пункт 3 будет содержать практическое предложение.
1. Развитие богословия миссии
До недавнего времени христианская миссия понималась вообще довольно просто. Она заключалась в организованном и институализированном усилии расширять число членов различных христианских церквей и деноминаций за счет тех, кто к ним не принадлежал. В течение всего девятнадцатого столетия большинство протестантов — не говоря уже о католиках и православных — считали само собой разумеющимся, что та деноминация, к которой они принадлежат, и есть «истинная Церковь» и что совершенно законно заниматься прозелитизмом как среди нехристиан, так и среди членов других христианских групп.
Такое упрощенное и прямолинейное понимание христианской миссионерской работы
1. На так называемых «миссионерских территориях», т. е. прежде всего в Африке и Азии, которые западноевропейские страны включили в свои колониальные империи и где поэтому была возможна миссионерская работа, существовала жесткая конкуренция между христианскими миссионерами. Конкуренция эта была серьезной помехой в распространении христианства. «Младшие церкви», организованные лишь как «филиалы» европейских церковных организаций, подпадали под власть постреформационных богословских и институционных категорий и были вынуждены перенимать «фракционность» европейцев вдобавок к своим собственным расовым и племенным разделениям.
2. Протестантский и католический прозелитизм распространялся на христианский Восток, особенно Ближний Восток и Индию. Абсолютно не имея успеха среди мусульман, западные миссионеры оправдывали свое пребывание в странах Ближнего Вое гока обращением к экономически и интеллектуально «слаборазвитым» массам восточных христиан — православных и монофизитов. На этот прозелитизм, начавшийся уже в семнадцатом и восемнадцатом веках при активной поддержке западных дипломатов и денег, последовала защитная реакция — хорошо известное постановление Вселенского Патриарха Кирилла V. В 1755 г. он объявил недействительными таинства, совершенные западными христианами, и определил, чтобы обращение в Православие происходило через крещение [105] . Это постановление заменяло прежнюю практику приема католиков и протестантов через миропомазание. Оно вошло в греческий канонический сборник, известный под названием «Пидалион» («Кормчая»), и считается до сего дня обязательным в некоторых консервативных православных кругах, особенно в Греции.
105
Тексты, относящиеся к этому постановлению, см. в: ManstJ.D. Sacroram Conciliorum Nova et Amplissima Collectio, ed. L. Petit, vol. 38, cols. 576–640.
Следует также отметить, что активный прозелитизм среди православных широко практиковался и в западных церквах на американском континенте. Он и до сих пор активен в консервативно–фундаменталистских группировках (например, среди туземцев Аляски).
Во время великой миссионерской экспансии западноевропейских церквей в XIX веке во всем православном мире только русская Церковь была в состоянии вести подобную работу. Это она и делала на европейской и азиатской территории русской империи, а также за ее пределами. В высшей степени успешной была миссия в Японии под руководством недавно канонизированного св. Николая Касаткина (ум. 1913); не прерывалась миссионерская деятельность на Аляске и после того, как она была продана Соединенным Штатам в 1867 г., а также и в других местах американского континента. Эта русская миссионерская деятельность не ограничивалась нехристианами, но принимала и католиков и протестантов. Она следовала принципам, принятым во времена Византии, т. е. основывалась на богослужении, переведенном на местные языки. Таким образом, православное богослужение совершалось на дюжине азиатских диалектов. Переводилось и Священное Писание [106] .
106
Здесь не стоит упоминать очень обширную литературу, существующую на русском языке о русских миссиях. Общий обзор легко найти в трудах: Smirnoff E. Russian Orthodox Mission. London, 1903. Bolshakoff S. The Foreign Missions of the Russian Orthodox Church. London, 1943. Glazik J. Die russisch–orthodoxe Heidenmission scit Peter dem Grossen, Munster–Westf., 1954, и Islammission der russisch–orthodoxen Kirchen. Munster–Westf., 1959.
Идея «экуменического движения», способного положить предел соревнованию миссионеров и сделать возможным некое объединенное свидетельство христианства в мире, впервые сформировалась среди протестантских миссионеров. Она основывалась на воплощении богословами нераздельности единства и миссии в новозаветном понимании Церкви. Как люди практичные, те, кто был ответствен за различные миссионерские отделы и организации, учли все, что можно было выиграть от сотрудничества и распределения средств.
Этот миссионерский импульс был постоянным составным элементом экуменического мышления первой половины двадцатого века. Кульминацией его стало слияние Всемирного Совета Церквей и Международного Миссионерского Совета на ассамблее в Нью–Дели (1961).
Потом «бурные шестидесятые» внесли коренные изменения в господствующие представления о миссионерской деятельности, а потому и о самом экуменическом движении. Мысль о существовании «христианского мира», посылающего миссионеров для обращения язычников, была совершенно отброшена и заменена новым обобщенным богословием миссии, которое справедливо полагало, что миссия Церкви в то время, когда весь мир стал «секулярным», не может быть ограничена какими–либо географическими областями или миссионерскими территориями. Теперь христианская миссионерская деятельность отождествлялась с включением в те исторические процессы, которые считались «прогрессивными», т. е. помогали улучшению человеческой жизни. Христиан призывали отказаться от традиционной сосредоточенности на Священном Писании и богослужении и «прислушиваться
107
Пятидесятничество — движения, которые ощущают дары Святого Духа, чаще всего наиболее явные, как, на пример, глоссолалия, или «говорение на языках»; также некоторые деноминации, возникшие в начале двадцатого века, которые настаивают на специальном крещении Святым Духом после обращения. — Прим. ред.
108
Оживление (англ. Revivalism) — попытки возбудить духовное рвение и преданность Богу через массовые собрания, массовую проповедь с призывами принять веру в Иисуса Христа, отличаются повышенной эмоциональностью и экстатизмом. — Прим. ред.
Благодаря связям с различными экуменическими организациями Православная Церковь постоянно следила за этими изменениями в христианском понимании миссионерской деятельности. Следует честно признать, что до сих пор влияние ее на результаты различных дискуссий о миссионерской работе было довольно незначительным. Однако, может быть, история покажет, что спокойная неизменность православного богослужения и до сих нор свойственный православным некоторый пассивный иммунитет (несмотря на противоречивые позиции немногих «профессиональных экуменистов») к богословским увлечениям и лозунгам в конце концов окажутся эффективным христианским свидетельством, более глубоким и великим, нежели консерватизм ради консерватизма. Ясно, что православное понимание христианского благовестил и Церкви очень трудно примирить с теми представлениями о миссионерской деятельности, которые преобладали и до, и после конференции в Нью–Дели.
Православные, конечно, с готовностью согласятся с тем, что 1) миссионерская деятельность присуща самой природе Церкви, которая называется «апостольской» как потому, что несет апостольскую веру, так и потому, что послана в мир так же, как были посланы апостолы, для свидетельства о Воскресении Христа; 2) миссионерская работа не может сводиться только к проповеди Евангелия; она предполагает служение, т. е. свидетельство делами так же, как и словом. Эти два пункта означают, что, если Церковь перестает быть миссионерской и замыкается в себе или, что еще хуже, вносит этнические, расовые, политические, социальные или географические ограничения в благовестия Христово, она перестает быть подлинно Христовой Церковью. И поскольку Христос был помазан «бла повествовать нищим… исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу» (Лк. 4:18), то ясно, что Церковь Его должна делать то же.
Однако православные не могут согласиться с теми положениями, которые оправдывали бы включение миссионерской деятельности в структуру экуменических организаций, таких, как Всемирный Совет Церквей, потому что они представляют собой ассоциации христиан разделенных. Православные же считают, что Православная Церковь есть Церковь единая, а не разделенная, т. е. богословски и библейски неделимая, и что всякая ассоциация «разделенных» церквей есть не что иное, как попытка ad hoc трудиться над единением христиан или же средство сотрудничества в тех областях, где оно возможно, включая и христианское благовестие миру. Миссионерская деятельность, однако, в своем высшем богословском смысле есть выражение самой Церкви. Она не может родиться из разделенного христианства, а только из Единой Церкви; и ведет она к обращению в эту Единую Церковь.
Совершенно очевидно также, что православные не согласятся с «секуляристским» пониманием миссионерской работы. Цель миссионерских усилий — принятие Евангелия, которое как раз освобождает человека от детерминизма секулярных категорий, т. е. от «мира». Основой «миссионерского» аспекта экуменизма всегда был текст Евангелия от Иоанна: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня» (Ин. 17:21). Здесь подразумевается единство Божественное, которое должно стать также и единством людей, и это есть нечто, чего мир «не может дать». По этой причине истинное единство христиан осуществляется не в общей деятельности и даже не в общем свидетельстве вовне, но в закрытом Таинстве Евхаристии. Только потому, что Евхаристия есть событие эсхатологическое, предвосхищение пришествия будущего Царства и полнота Божественного присутствия, она есть также единение. По этой же причине любой вид «открытого причащения» (intercommunion), т. е. евхаристического общения между христианами, разделенными в вере и принадлежащими к разным «деноминациям», неизбежно низводит Евхаристию до уровня одного из способов человеческого содружества, отличного от грядущего Царства Божия, т. е. того, в чем и заключается высший смысл Евхаристии.