Живой Лес
Шрифт:
Бабушка! Внезапная догадка заставила меня моментально покрыться испариной и подскочить с места. Ведь с ней все было также… Но как она оказалась связана с лесом? Почему она? И кто… кто в тот момент был мужчиной? Кажется, что дед Гарольд ни сном ни духом про лес не ведает… Или нет? Я запуталась окончательно. И что делать со странным возрастом Ратмира? Какая-то мысль настойчиво стучала в голове, пульсировала, словно источник, но я всеми силами гнала её прочь. Я знала, почему. Конечно, знала. Я не могла её принять и даже допустить её существование. Это было бы уже слишком… Поэтому я пыталась осмыслить все рационально.
Устав бороться с размышлениями, я заснула. А проснувшись, весь следующий день тренировалась отслеживать нити, расходящиеся в разные стороны. Оказалось, они шли не только к знакомым мне людям и местам, но и к деревьям за пределами моей темницы. Слабые связи. У этого места был потенциал, я это чувствовала. Жаль, что именно здесь обосновались служители культа Инквизиции. Иначе, чем культом, я это движение назвать не могла. Некоторые нити пробивались наверх, донося мне информацию о творящейся там суете. Была подготовка, видимо… к празднику. Сначала я никак не могла понять, почему Мартимус не решился на преступление сразу, как притащил меня сюда. Но потом стало ясно, что церковь находится в отдалении, и не все гости успели собраться. Я догадывалась, что меня ждал ритуал, и на сей раз, не столь мирный, как в лесу.
Страшно было признаться себе, что часть нитей, запутанных, растрепанных, словно старый ненужный клубок, и темных, как сгнившая тина, змеились из района моей головы и шли непосредственно к самому Мартимусу. Распутывать эти нити было неприятно, и особенно неудобный сюрприз поджидал меня в конце, когда Мартимус в моей голове резко повернулся ко мне, улыбаясь уголками губ и слегка покачал головой, словно отказываясь от общения или осуждая меня за что-то. Я отпрянула и постаралась больше не думать о нем, но черные нити настойчиво роились в голове. Когда стало темнеть, неприятный тип спустился ко мне собственной персоной.
— Ай-ай-ай, Алёна, — сказал он назидательно. — Что же ты меня так часто зовешь? Не думаешь ли ты, что у тебя получится соблазнить мою душу и склонить её к греху?
Умалишенный. Вслух же я буркнула:
— Что ты имеешь в виду, Мартимус?
— Не делай вид, что не понимаешь, — он скептически цокнул языком. — Твоя память не настолько слаба. Впрочем, я и сам собирался зайти к тебе. Попрощаться, так сказать…
— Зачем? — искренне удивилась я.
— Что? — не понял он.
— Прощаться зачем? К чему это все? Я Вас не знаю. Вы фатальным образом решили мою судьбу, — я пожала плечами. — Я не понимаю, кто Вы, чтобы с Вами прощаться… Отпустите! — вдруг порывисто попросила я и молитвенно сложила руки, снова начала накатывать паника.
Тихий смех был мне ответом.
— А ведь мы были вместе, Алёна. И довольно счастливы, — он поправил воротник рубашки, словно тот ему жал. — Моя Лена. До того момента… как ты решила стать другой. Жаль, что я сразу этого в тебе не разглядел…
— Не припомню такого, — сухо бросила я на очередной бред.
— Жаль… — снова повторил Мартимус. — Не исправить. Надеюсь, мы больше с тобой не увидимся. Это слишком меня бередит… Отвлекает, так сказать, от молитв Творцу…
Я тоже надеюсь. Жаль, что мы увиделись вообще. Но вслух сказала:
— Обидно. Я думала, Вы мне еще проповеди почитаете пару недель. Для закрепления, так сказать, материала.
— Нет времени! — развел он руками. — Душа твоя покрыта коркой грязи, которую ни одна проповедь не возьмет. Очистительный огонь избавит твою душу от метаний…
Не знаю, как душа, но сама я после всего произошедшего точно чистотой не отличалась. Я покосилась на грязное и местами рваное платье и грязь под ногтями.
— Огонь уничтожит все твои стремления, растворит, подчиняя себе, убирая скверну воплощения, и мы запечатаем твою душу, чтобы она не вернулась вновь… — продолжал свою речь сумасшедший.
— Зачем? — все же осмелилась уточнить я.
— Каждый раз, как ты появляешься на свет, ты рвешься к самой бездне человеческих душ. К познанию. К Алхимии! И Чернокнижию! Этот аромат порока человечества… Ты никак не успокоишься, — выдвинул он странные обвинения. — Мы тебя успокоим…
— Кто вы? — на всякий случай спросила я. Думала, что Мартимус в очередной раз рассмеется, но он остался на редкость серьезен.
— Мы… Хранители… хранители этого мира от пороков… хранители благочестия и непоколебимой веры в Творца… Мы караем всех, кто посмел нарушить данные нам свыше законы. Кто посмел себя поставить над Творцом, кто занялся колдовством и мешает божественному замыслу. Ведьм, колдунов, оборотней…
— Постойте! — прервала я доисторическую цепочку рассуждений. — Но ведь это просто новые открытия! Новые виды и человеческие возможности! Уверена, скоро наука сможет их объяснить!
— Никакой науки нет! — резко повысил голос Мартимус. Пару секунд он помолчал, приходя в себя. — Я же тебе уже говорил… Есть только люди. Люди, которые следуют заповедям, которые чтят законы. И те, кто решил занять место Творца, кто погрузился в гордыню и грех! Такие, как ты! Такие, которые должны чистить свои слабые и порочные души в аду!
Мартимус не на шутку разошелся. Я даже отпрянула и успокаивающе махнула рукой.
— Я поняла Вас, Мартимус. И все же разрешите мне еще провести в размышлениях несколько дней, мне нужно много о чем подумать… — спросила я, затаив дыхание.
— Нет! — выдохнул он. — Не могу. У меня еще много дел, не терпящих отлагательств.
— Каких? — не знаю, зачем спросила я, чтобы потом застыть от ужаса.
— Потом мне надо разобраться с лесом. И с Ротером. И с щенком, — кончики губ изогнулись в улыбке, а у меня внутри что-то обрушилось. Пропасть. Провал. Тугая воронка, из которой невозможно выбраться. Я же сама рассказала ему про Рэма, и теперь Мартимус не остановится.
— Нет! — выкрикнула я в полном бессилии, эмоции, наконец, прорвались сквозь пелену отчуждения. Я едва не взвыла. — Вы не посмеете тронуть щенка! Он… он ребенок! Он совсем не при чем! Просто пожалейте его!
— Жалость… какое глупое чувство… — вздохнул Мартимус и глянул на меня с сочувствием. — Это оборотень. Он зверь, убийца. Он — ошибка, созданная дьявольским намерением. Ошибка, которую я обязан исправить.
— Нет… — слезы все-таки хлынули из глаз. Потом до меня дошла и остальная часть высказывания. Он что-то хочет сделать с лесом. Что? Тоже сжечь? И… и с Ротером. Ротер. Я помнила это имя — оно было в газетной вырезке. — Почему с Ротером? — собрав остатки самообладания спросила я.