Живой мост
Шрифт:
Он больше не мог слушать.
— Принеси, пожалуйста, циновку. Я, пожалуй, прилягу. Здесь, на веранде.
От мыслей никуда не сбежишь. Как бы ни хотелось. Лента воспоминаний словно пятнистая змея, что заползла под камень и ждет удобного момента, чтобы ужалить.
— Сын спит?
— Давно уже. Может, поужинаешь?
— Что-то не хочется…
— Опять не хочется?..
— Я сыт.
— Зачем ты все время думаешь о работе? Даже сейчас. Забудь о ней! — Умм Мерван перегнулась
— Прекрасней? Чего?
— Этих озер. Они блестят, будто наполнены ртутью. Скажи мне, дорогой, отвлекись на минутку. Неужели озера будут принадлежать бандитам?
— Дай мне поужинать, — попросил он, чувствуя, что иначе не выдержит, расскажет о том, о чем говорить нельзя, и добавил: — Ты спрашиваешь про наши озера? Их надо вернуть! Слышишь, вернуть!
Жена ушла разогревать ужин, а он снова задумался. С работой покончено… Между оливковыми деревьями по вечерам часто звучал его голос, старательно выводивший пастушью песню. Эту песню пели на сельских свадьбах. Когда хозяин вручил ему расчетный листок, звуки умерли, чтобы долго не возродиться. Молчат, не откликаются оливковые деревья, молчит ветер. Безмолвно парят в вышине горные орлы. Не скрипнут запертые ворота. Когда-нибудь он снова запоет эту песню. После того, как докажет свою любовь к озерам…
Он машинально скомкал расчетный листок, отшвырнул в сторону.
— Что с тобой, дорогая? Чем ты обрадована?
— Наши уничтожили много вражеских самолетов!
— Отлично! Мне надо съездить в родное селение. Говорят, дороги перерезаны… Но захватчикам нас не провести! Запомни: сын мой должен совершить омовение [24] в водах наших озер!
— Было бы здорово!
«Не могу я ждать назначенного часа!» — решил он, вставая, и сказал:
24
Имеется в виду религиозный мусульманский обряд.
— Прощай! Я ухожу!
Увидев, как она сжалась, он обнял ее и поцеловал.
Темнота ночи поглотила его высокую фигуру. Замолкли торопливые шаги. Она неподвижно стояла на веранде, все еще не веря в случившееся. О многом передумала она за долгие вечера минувшей недели, но такого не ожидала. В ушах звенели слова: «Запомни: сын мой должен совершить омовение в водах наших озер!»
В спину дул сильный попутный ветер. Раздалась команда:
— Шире шаг!
— Чего торопиться-то? — проворчал кто-то невидимый.
— Чем раньше, тем лучше, — ответил другой. — Скорее найдем укрытие.
Дорога уходила
25
«Аль-Фатх» — одна из палестинских организаций сопротивления.
Дорога обходила селение стороной. Возле поворота он свернул. Пусть товарищи не беспокоятся, он долго не задержится. Конечно, места здешние знает хорошо. Да, да, скоро догонит…
Дом тетки стоял на окраине. Сразу и не заметишь за старыми смоковницами, гранатовыми и абрикосовыми деревьями. «Не наткнуться бы на собаку! Она, пожалуй, поднимет лай…» Он остановился и прислушался, осторожно прошел к дому, приоткрыл дверь. В комнате кто-то громко, с присвистом храпел.
— Тетушка!..
— Кто там?! Кто?! Ах! Это ты, дорогой Жабер.
— Тише, тетушка! Не обнимай меня, пожалуйста! У меня на поясе гранаты и взрывчатка. Скажи скорее, где найти отца.
Послышались громкие всхлипывания, бессвязные слова. Он едва разобрал, что всех увели в лагерь.
— Когда же?!
— Сегодня… Была облава… Отца твоего убили… Перед мечетью… Вместе с…
— Не говори больше ни о чем, тетушка! — взмолился Жабер, чувствуя нестерпимый жар в груди, будто сердце его стало куском раскаленного угля. — Прощай, родная! Теперь я федаин.
— Да хранит тебя аллах, сынок! Федаинов у нас много. В горах они, в горах…
Он уже выходил на дорогу, а тетка еще ковыляла по саду:
— Куда ты, Жабер? Подожди немножко…
Быстро шагая, он с жадностью втягивал свежий морской воздух. Догнал колонну — товарищи не успели далеко уйти… Перед железнодорожной насыпью федаины стали соблюдать особую осторожность.
«Убили отца! Убили…»
Жабер отвязывал взрывчатку, а в мыслях был дом за колючей проволокой. «Скоро по радио передадут сводку новостей… Склонившись над сыном, жена узнает о взрыве…»